Who's Afraid of Gender?

Было бы проще отмахнуться от таких заявлений как от крайне правых позиций, но они содержат противоречия не просто так: в некоторых случаях они являются ошибочными или неполитическими ответами на неолиберализм, власть глобальных финансовых институтов, продолжающееся наследие колониальной власти. Если бы эти силы были правильно названы, а не сведены к психосоциальной фантазии, которой является "гендер", ситуация могла бы выглядеть иначе. Ученые Агнешка Графф и Эльжбета Корольчук утверждают, что это движение - ярко выраженный консервативный ответ на неолиберализм, то есть укрепление церкви и семьи в условиях разрушения социальных служб в условиях все более приватизированной экономики. Однако другие отмечают, что Европейский союз и Стамбульская конвенция сформулировали стандарты, которые стали обязательными для потенциальных членов, представляя собой "либеральные ценности". Возможность получения кредитов и участия в рыночных сделках зависела от соблюдения этих норм, и государственные лидеры, такие как Эрдоган и Орбан, объявили это неприемлемым навязыванием культурных ценностей извне. По-видимому, не имело значения, что значительное число людей в их собственной стране согласны с этими критериями, поскольку их также можно было считать вестернизированными или запятнанными иностранными ценностями или "идеологией". Европейский союз объяснил свою практику как часть процесса "европеизации", который включает в себя законы о предотвращении и ликвидации дискриминации в отношении женщин, о защите женщин от домашнего насилия, а также о признании и поощрении прав ЛГБТИА+. Любая страна, стремящаяся вести бизнес с Европейским союзом, должна была согласиться подчиняться этим законам, которые в последние тринадцать лет все чаще ассоциировались с правами человека. В то же время, по словам Марины Шевцовой, феминистского ученого из Словении, бывшие советские государства отреагировали против форм секуляризма, навязанных им советским режимом, и христианская православная церковь стала играть все более важную роль в качестве партнера государственной власти.

В Грузии и Украине, по словам Шевцовой, православные церкви должны были решить, насколько близки они будут к Русской православной церкви, даже если они стремились к членству в ЕС и НАТО. Таким образом, "европеизация прав ЛГБТИ стала геополитическим вопросом". Аннексировав Крым в 2014 году и укрепив свое присутствие на Донбассе, Россия стала более рьяно противопоставлять православные семейные ценности европейским нормам, делая акцент на "естественной" форме семьи, "естественном" статусе гетеросексуальности и неизменности половой принадлежности. Термином "гейропа" Путин назвал комплекс антидискриминационных и антинасильственных законов, которые были восприняты как навязывание "гендерной идеологии". Церкви в регионах, стремящихся к большей автономии от России, таких как Грузия и Украина, после провозглашения независимости в начале 1990-х годов оказались в затруднительном положении. Они могли следовать тому, что Никита Слепцов называет "консервативным гетеронационализмом", предписанным Московским патриархатом, или найти общий язык с европейскими нормами в области гендера и сексуальности. "Гендер" стал термином, который для некоторых нес в себе угрозу разрушения национальной идентичности именно в то время, когда национальная идентичность утверждалась в борьбе с бывшим советским режимом. Действительно, в последние десятилетия православные церкви приобретали все большее значение, становясь символом новой национальной идентичности. С одной стороны, они не могли выступить против традиционных ценностей. С другой стороны, их независимость парадоксальным образом зависела от связей с Европой, требовавших изменений в их правовых структурах, которые они в разной степени осуществляли (иногда лишь символически, не намереваясь их исполнять, а иногда лишь выборочно, что в Восточной Европе называют "выборочной европеизацией"). Например, они могли пообещать соблюдение принципа недискриминации, но оставить это обещание в качестве символа, лишь частично исполняемого или намеренно не исполняемого.

Хотя эта книга не может дать полную историю антигендерного движения, нам важно рассказать о некоторых моментах недавней истории, чтобы увидеть, как призрачное скопление, выдаваемое за "гендер", вошло в аргументацию и риторику официальной церковной и государственной политики, политики, которая имеет огромные последствия для жизни женщин, транс- и квиров по всему миру, а также тех, кто живет в условиях все более авторитарных режимов. По этой причине мы еще более внимательно рассмотрим взгляды Ватикана, пытаясь понять, как призрачная сцена, обуславливающая движение антигендерной идеологии, просачивается в аргументацию, ужесточает социальные и политические нормы и даже выставляет себя в качестве демонстрации и защиты рациональности.

 

Глава 2. Мнения Ватикана