Who's Afraid of Gender?

Однако если феминистские и ЛГБТКВ+ движения, движения против расизма и колониализма разделяют убеждение, что насилие и эксплуатация веками оставались непризнанными и не исправленными при полном попустительстве государственных и религиозных властей, то, несомненно, такие движения сохраняют сильные нормативные обязательства и постоянно выносят сильные моральные суждения. Это должно быть очевидно для любого, кто обращает внимание на подобные движения, но это не так. Среди норм, которые разделяют эти движения: право на обитание в пригодном для жизни мире; право любить, жить и дышать; право на доступ к здравоохранению, жилью и пище; право на свободу от угроз насилия, тюремного заключения и лишения собственности, и это лишь некоторые из них. Безусловно, существуют некоторые "моральные различия", против которых выступают как против несправедливых, например, утверждение, что гетеросексуальный брак лучше других форм сексуальной близости или родства, или что мисцегенация угрожает основам нации. И да, те, кто принадлежит к таким движениям, проводят различие между способами организации сексуальной жизни, которые заслуживают одобрения, и теми, которые явно заслуживают осуждения, поскольку являются принудительными, насильственными или приносят вред. Способность проводить такие различия, которую мы все должны делать, вряд ли требует от нас признания того, что существует только одна достойная сексуальная форма, которая называется гетеросексуальным браком. Однако Скала считает, что без приверженности моральному порядку, закрепленному за превосходством и исключительной ценностью и разумностью гетеронормативного брака и репродукции, никакие моральные суждения невозможны, и за этим следует нигилизм. Является ли такой очевидный аргумент истинным, или это скорее своего рода последовательность сновидений, которую он обнародовал, чтобы вызвать потенциальную опасность, которой он боится и считает, что другие тоже должны бояться? По его мнению, которое сейчас разделяют многие, с утратой гетеронормативного брака и родительства как эксклюзивных социальных форм открывается ящик Пандоры, появляются хаотичные и опасные сексуальные формы, и все они подвергают опасности детей. Несмотря на то что "традиционные семьи" всегда были местом, где происходило насилие над детьми и инцест, контрдоказательства не настолько сильны, чтобы победить этот фантом. Мы перешли от обсуждения морали к галлюцинациям. И мы увидели, как споры, ведущиеся во имя морали, заканчиваются призывом лишить гендерные и сексуальные меньшинства основных прав. По сути, мы столкнулись с галлюцинаторным измерением морального садизма.

Нет ничего такого в утверждении нескольких форм гендера и сексуальности как действительных, что привело бы к выводу, что суждения о вредных формах сексуальности больше не могут быть сделаны. Некоторые формы не являются вредными, а другие, несомненно, являются таковыми. Обычно мы говорим, что существуют различные виды хороших и плохих поступков, способы быть хорошим или не быть хорошим, и обычно мы вынуждены давать критерии, чтобы показать, как мы проводим различие между ними. Есть разные способы любить и вредить, но наложение ограничений на способы любви других людей, если они не причиняют вреда, само по себе вредно. Мы, несомненно, разойдемся во мнениях относительно того, что значит "причинять вред", но тогда давайте обсуждать это открыто, а не решать заранее по диктату. Дискуссии не будет, потому что догма исключает дискуссию. Догма, или идеология, возможно. В чем, собственно, разница? Если разумные моральные аргументы отвергаются в пользу некоего морально праведного страшилища, как нам быть дальше? Мы должны разоблачить этот фантом и механизм его воспроизводства, чтобы выявить способы, с помощью которых противники феминизма и прав и свобод ЛГБТК+ экстернализируют наносимый ими вред, чтобы продолжать наносить его безнаказанно.

Те, кто пережил многолетние репортажи о насилии над детьми со стороны Церкви, по-прежнему ссылаются на Церковь, когда утверждают, что "гендерная идеология" вредна для детей. Если рассматривать это как призрачный сценарий, то можно спросить: а где же в этой сцене реальная педофилия? В этом противостоянии Церкви, феминизма и прав LGBTQIA+, где на самом деле происходило растление детей? Только во Франции за последние семьдесят лет около 330 000 несовершеннолетних пострадали от сексуальных домогательств священников. Почему это нигде не фигурирует в утверждении, что гендерная идеология приводит к педофилии? Может быть, потому, что это утверждение снимает с нас всякую ответственность за вред, причиненный детям, перекладывая ее на других? Может быть, дикие утверждения о "гендере" призваны отвлечь внимание от обвинений, уже выдвинутых против Церкви и подтвержденных многочисленными документами?