Why so serious? (СИ)

Брюс не обернулся. Из пустоты, из глубины души поднималась ярость, густая, смоляная, горькая, как выходка Одри. Рука легла на прозрачный стеклянный столик и нашарила хрустальную вазу с конфетами в цветных обёртках. Пальцы коснулись края и крепко сжали. Брюс тяжело поднялся, он ощутил, как ломота прошла по телу, будто все кости разом заныли. Несколько конфет выпали на пол. Брюс размахнулся и швырнул вазу в телевизор. Бабах! Густая паутина протянулась по всему экрану, простирая белые нити до краёв. Ваза вдребезги, рассыпалась по полу острыми осколками вперемешку с конфетами. И всё замерло.

Брюс запрокинул голову и закричал. Пронзительно, больно, страшно. Как раненый, поверженный зверь. Он схватил столик и перевернул его, пнул по нему, и от удара звон повис в ушах, а россыпь прозрачных осколков усыпала пол. Брюс выругался, осел на диван и стянул ботинок. Схватился за пальцы, причитая и открывая рот в немом крике.

— Я предупреждал, — голос Альфреда очень тихий, — что вам не стоит на это смотреть.

Брюс поднялся и, прихрамывая, стал отмерять шагами кабинет, круг за кругом, вздох за вздохом. Он обхватывал голову руками, утопая в молчаливом горе, чувствуя, что испил чашу невзгод сполна, и они обожгли его, окрасили душу в чёрный цвет. И эта смоль заполняла его.

Раз за разом в памяти всплывал взгляд Одри, ловившей встречи с камерой. В её глазах паника, сменяющаяся желанием, каким-то тягучим, безрассудным. Но затем словно она осознавала, что происходит и вновь с мольбой смотрела в самую душу Брюса; казалось, Одри хотела закричать, убрать от себя руки Джокера и заплакать. В её глазах стояли слёзы, но она вытирала их, и очередной поцелуй опьянял её. Брюс закрывал глаза и видел в её глазах страх и ненависть. Она боялась, но хотела этого.

— Что мне делать, Альфред?

Брюс подошёл к окну и посмотрел на улицу. Погода такая же пасмурная, как и душа главы корпорации.

Альфред вздохнул. Брюс посмотрел на него и увидел убитого горем старика. Как бы ни старался Альфред надеть на себя маску спокойствия, но глаза его блестели от слёз, а губы подрагивали.

— Искать в себе силы, мистер Уэйн.

Дворецкий тихо подошёл к Брюсу и положил на подоконник лист бумаги с аккуратно написанным на нём адресом.

— Не дайте ей умереть.

Брюс скомкал листок и зажмурился, подавляя желание закричать и выбросить несчастный адрес в окно, отдать его ветру, и пусть тот делает с ним что хочет.

Как же ему страшно. За себя, за Одри, за Альфреда. Что с ними теперь будет? Осознаёт ли Одри, что она натворила?

— Вы нужны ей как никогда раньше.

Альфред положил ладонь на плечо Брюса. Уэйн кивнул, достал телефон из кармана пиджака и набрал номер.

— Чак? Это Брюс. Позвони в полицию, пусть обновят данные о Джокере. “Уэйн корпорейшн” объявляет награду за живого Джокера: пятнадцать миллионов. Нет, Чак, ты не ослышался. Звони.

***

Одри испуганно оглядывалась по сторонам. Широкая улочка в заброшенном районе. Или это только видимость заброшенности, но всё было в крайнем запустении, чтобы тратить столько сил на декорации. Плющ крепко обнимал невысокие бараки, отвоёвывая частичку города дюйм за дюймом. Почерневшие дома угрюмо разглядывали Одри пустыми глазницами выбитых окон. Она не переставая озиралась, баюкая страх. По какой-то причине её и правда не убили, но это нисколько не успокаивало в подобной обстановке.

Одри связали руки за спиной и обмотали крепко-накрепко бечеву вокруг старого ржавого гидранта, давно выцветшего от проливных дождей и палящего солнца. Вокруг ни намёка на жизнь, только ветер свистел в обветшалых домах да натужно скрипели незапертые двери, жалуясь на проклятое одиночество. Одри боялась, что её оставили здесь медленно умирать. К тому же не давали покоя провода, протянутые от гидранта до ближайшего барака.

— Помогите! — в который раз закричала Одри. — Кто-нибудь!

Битый час она торчала у этого несчастного гидранта в богом забытой дыре. Да, конечно, Одри мечтала о приключениях, но всему же есть предел! С такими темпами море она могла увидеть разве что в виде праха, который папочка приехал бы отдать солёным волнам. Так себе перспектива. Одри вдруг не вовремя вспомнила историю одного американского паренька, вот так же сбежавшего из дома от родителей, чтобы найти себя. Что из этого вышло? Он увидел Аляску, и она забрала у него жизнь.

Одри в который раз огляделась, готовая расплакаться. Её приносили в жертву. Но кому? Каким невидимым жестоким богам? Ветер взъерошил её волосы и прикоснулся к губам. Холодный, жестокий, свободолюбивый как Джокер. Ветер тоже посмеялся над ней. Прилетел, окутал прохладой и умчался прочь. Одри подставила лицо первым робким каплям дождя, не чувствуя, то ли это правда небеса плакали, то ли это её собственные слёзы.