— Мой фенотип не подходит для воспроизводства в Арийской Империи, — нарочито равнодушно проговорил Готтфрид. — Посмотри на меня. Ты часто видела подобных партийцев?
— Подобных тебе? — Мария прикусила губу. — Ни разу. Ни разу в жизни не видела таких замечательных, красивых и умных партийцев.
Утро понедельника наступило со всей свойственной ему неотвратимостью. Готтфрид и Алоиз прибыли вовремя и неизменно встретили у проходной своего заклятого приятеля Штайнбреннера.
— Фридляйн! Тебя вызывает хауптберайхсляйтер Малер. Надеюсь, он переведет тебя в санитарки Медэксперотсека. Кстати, ты удосужился вымыться после этого?
— Слушай, Шайссебреннер, отвали, — выдохнул Готтфрид. — Малер и без тебя разберется.
— Что это от тебя опять понадобилось Малеру? — недоверчиво покачал головой Алоиз, когда они уже вошли внутрь, оставив Штайнбреннера позади.
— Понятия не имею. Вот схожу — и выяснится. Как там твои успехи на личном фронте?
— Да никак, — Алоиз помрачнел. — Разговаривать с ней можно обо всем на свете. Гулять здорово… Один раз позволила себя обнять — и на этом все.
— М-да, не позавидуешь, — Готтфрид в очередной раз порадовался, что ему в кои-то веки повезло. — Ладно. Ты передай нашим, что я наверху. Начинайте работу по расписанию.
— Так точно, — Алоиз ухмыльнулся. — В следующий раз не забудь подписать бумагу о том, что делегируешь мне такие полномочия. А то Айзенбаум заявит что-нибудь в духе: я вовсе не обязан вас слушаться!
— Слушай, — Готтфрид затормозил. — А может, это Айзенбаум капнул начальству, что мы коньяк пили?
— Ты и правда в это веришь? — Алоиз покачал головой. — Ты, конечно, оттоптал ему хвост, но чтобы так… Ну не может же он быть до такой степени говнюком?
— Наверное, не может… Просто… — Готтфрид замялся.
— Ладно, жизнь покажет. Иди к Малеру, а то опоздаешь.
Вальтрауд была, как и всегда, очаровательна и обходительна. Готтфрид исподтишка смерил ее взглядом, пристальнее посмотрел на ее пальцы, ловко управлявшиеся с рычагами и кнопками кофе-машины, на яркие губы и задался совершенно неуместным вопросом: умеют ли ее руки и губы быть такими же нежными, как руки и губы Марии? Должно быть, об этом доподлинно известно Штайнбреннеру. Готтфрид поймал себя на мысли, что больше не завидует ему так отчаянно.
Малер вызвал его к себе практически сразу.
— Садитесь, Веберн, — он кивнул. — Кофе?
— Да, благодарю, — Готтфрид сел, гадая, что же на этот раз понадобилось от него хауптберайсхяйтеру.
— Хауптгемайншафтсляйтер Адлер очень высоко отзывался о вашей работе в Медэскперотсеке, — Малер улыбнулся, причем даже без нотки издевки. — А также до меня дошла информация, что он заставил вас подписать подписку о неразглашении.
Готтфрид хотел было поинтересоваться, что такой этот самый хауптгемайншафтсляйтер Адлер, ведь не может же быть у человека настолько говорящая фамилия(1). Но когда Малер сказал про подписку, все встало на свои места — все-таки может.
— Вы ухитрились вляпаться еще во что-то, Готтфрид?
Вальтрауд принесла кофе и скрылась за дверью.
— Никак нет, херр хауптберайхсляйтер. Исполнял свой долг.
— Исправно и рьяно, знаю-знаю, — покивал Малер и глотнул кофе. — Кстати, Готтфрид… Мы же с вами в пятницу не договорили.
Он дернул ящик стола — тот не поддался.
— Чертов ящик! — Малер нажал на кнопку громкой связи. — Вальтрауд! Я же просил вызвать слесаря! Вы его вызвали? Вызвали?! А где его в таком случае черти носят?
Малер подергал ящик еще, выругался себе под нос и шумно выдохнул, покачав головой:
— Простите, Готтфрид. С самого утра невозможно нормально работать. В общем… — он сцепил руки в замок. — Вы же помните фотокарточки, которые я вам показал? Мы ушли тогда к обсуждению оберайнзацляйтера Штайнбреннера и его неблаговидного поступка. Но я бы хотел вернуться в фотокарточкам бумаг, Готтфрид. Вы помните их? — Малер прищурился.
— Смутно, — признался Готтфрид. — Но, если я ничего не путаю, их мне тоже показал оберайнзацляйтер Штайнбреннер. И… — Готтфрид прикусил губу. Хуже ему от этого уже вряд ли будет. Если, конечно, гестаповцы не найдут у него то, что он прячет прямо под их недреманым оком. — И он сказал, что…
— Что он сказал?! — Малер впился глазами в Готтфрида так, точно хотел просверлить его насквозь.
— Что этого ему с лихвой хватит, чтобы выписать мне порядочную порцию свинца. Простите, херр хауптберайхсляйтер.
— Вам известно, почему он вам так сказал?
— Никак нет, — Готтфрид тяжело вздохнул. Сердце подскочило вверх и теперь мешало дышать, застряв где-то в горле.
— Готтфрид… — Малер поджал губы и рассматривал Готтфрида так, точно видел его впервые. — Вам знакомо имя Фридрих Веберн?
Готтфрид почти почувствовал, как кровь застывает в венах, точно монолит. А вдруг он сейчас проговорится? Выдаст себя?
— Это… — он медленно кивнул. — Это мой отец.
— Вы в курсе, чем он занимался? — Малер прищурился.
— Не больше, чем остальные, — обтекаемо ответил Готтфрид и потер переносицу.
— Не заставляйте меня ждать, Готтфрид, — Малер дернул головой и налил себе воды. — Вы же знаете, я этого не люблю.