“Судя по полученным с места Катастрофы данным, бомбы, сброшенные на Берлин, имели очень близкое строение к бомбам, которые проектировал непосредственно Фридрих Веберн. Бомбы аналогичной конструкции также были сброшены на Вену, Рим, Париж, Мадрид, Цюрих, Лихтенштейн, а также на ряд Японских островов и столицы некоторых Американских штатов. Бомбы, сброшенные на Советский Союз, имели другую конструкцию и другое активное вещество”.
Готтфрид отбросил бумаги. Теперь стало окончательно понятно, почему Штайнбреннер надеялся потопить его чертежами отца. В этих документах черным по белому было напечатано то, что его отца по итогам Катастрофы подозревали в антирейховском сотрудничестве.
Готтфрид ощутил нестерпимое желание наплевать на рекомендации Адлера и выпить пару стопок коньяку. Выходит, он и мать чудом тогда остались живы, а ведь чего проще… Скольких унесла сама Катастрофа и ее последствия! Он потер виски и решил сходить к Малеру — он все равно звал его в ближайшее время. Стоило уточнить про испытания. Пока стараниями Айзенбаума и кого-нибудь еще в саботажника не превратился сам Готтфрид — в глазах Партии, разумеется.
Вальтрауд встретила его уже не настолько враждебно, как вчера, но и не слишком радушно. Готтфрид вспомнил, в каком контексте он думал о Вальтрауд этим утром и едва не рассмеялся — должно быть, Штайнбреннер, узнай он об этом, не оставил бы от него и мокрого места, но Штайнбреннер не мог об этом узнать.
— Я передам о вашем визите Малеру, — покивала Вальтрауд. — Вы будете кофе?
— Буду, спасибо, — Готтфрид присел на диван. — Только, пожалуйста, без коньяка.
К Малеру пришлось идти с чашкой — едва Вальтрауд выдала ему ароматный дымящийся напиток, Готтфрида позвали внутрь.
— Читаете об отце? — добродушно спросил Малер. — И как? Нравится?
— Откровенно говоря, не слишком, — уклончиво ответил Готтфрид. — Зато я узнал, что он сотрудничал с Людвигом Айзенбаумом.
— Отцом Вольфганга из вашей лаборатории, — хохотнул Малер. — Я знаю. Я, откровенно говоря, надеялся, что сработает память поколений, или как там это называется. Но вы упорно не желаете друг друга слышать.
— Он против моей идеи, — тряхнул головой Готтфрид.
— Он против вас, а не против идеи, Веберн. Вы нанесли ему обиду, и он не в состоянии услышать доводов разума, ему собственное эго застит глаза, — бросил Малер. — Но мы это исправим. Вы с ним и еще с несколькими специалистами отправитесь на испытания. Сроки я сейчас уточняю.
Готтфрид не поверил своим ушам. На испытания! По их проекту!
— Но… Готтфрид! От вас нужна пилотная конструкция пушки. За какой срок вы это сделаете? Небольшой мощности, разумеется, но и не сверхмалой. Пилотная конструкция бомбы уже есть, и вы должны были ее усовершенствовать… Как, кстати, идут дела? Или вы отвлеклись на пушку и не сделали ничего по бомбе?
— Никак нет! — Готтфрид судорожно вспоминал, что последнее они сделали по бомбе.
— В понедельник, — махнул рукой Малер. — В понедельник наработки по бомбе должны быть на моем столе. По пушке… Через неделю?
— Хотя бы две! — горячо возразил Готтфрид.
— Десять дней и ни днем больше, Веберн, — покачал головой Малер. — Я и так отбиваюсь от насмешек коллег. Я не смогу дольше держать оборону.
— Почему вы за меня заступаетесь? — Готтфрид понимал, что этот вопрос уже был наглостью, но остановиться не мог.
— Потому, что вы работаете, Готтфрид, — Малер прищурился. — Потому, что вы не стоите на месте, приносите идеи, которые могут помочь получить нам преимущество. Потому, что если с бомбой все и правда так, как говорите вы и ваша сотрудница, то это ставит под удар всю Арийскую Империю и ее превосходство в гипотетической войне! Хватит вопросов! Идите работать! У вас чертовски мало времени.
— Так точно!
Теперь ему предстоял разговор с Айзенбаумом. И Готтфрид предпочел бы, чтобы его снова разнесли на партсобрании за, например, драку со Штайнбреннером. Но делать было нечего. Айзенбаум явился к нему, сел в кресло и с выражением превосходства на породистом лице процедил:
— Я весь внимание, херр арбайтсляйтер.
— Видите ли, оберберайтсшафтсляйтер Айзенбаум, — Готтфрид понятия не имел, с чего начать. “Почему вы считаете мою идею форменным бредом?” или, может, “за что вы меня ненавидите?” Все выглядело беспомощно и жалко. — Я хотел бы узнать ваше мнение о проекте нейтронной пушки.
— Вы же и так все знаете, — скривился Айзенбаум. — Я считаю, что вы зарвались, херр арбайтсляйтер. Вы сели в это кресло и решили, что можете творить все, что угодно вашей душе.
— Я спросил вашего мнения не о моих организаторских способностях, оберберайтсшафтсляйтер Айзенбаум, — Готтфрид перешел в наступление. — Меня интересует рабочая гипотеза. Я только что вернулся от хауптберайхсляйтера Малера, он пророчит испытания. Как бомбе, так и пушке. И нам необходимо представить пилотные конструкции в ближайшее время.
— Это, благодаря вам, теперь вне моей компетенции, — усмехнулся Айзенбаум.
— И он намерен задействовать в испытаниях как бомбы, так и пушки нас обоих, — Готтфрид проигнорировал выпад Айзенбаума.
— Всю жизнь мечтал, — выплюнул тот.