Wo alle Strassen enden (СИ)

Он вышел, полы белого халата взметнулись за ним, точно крылья. Готтфрид осмотрелся — он сидел посреди абсолютно белого помещения. Пахло антисептиками и прокварцованным воздухом; вокруг совсем не было оттенков, кроме серовато-голубоватого, таким был оббит стул медсестры и такой была одноразовая пеленка на кушетке. В помещении совершенно не было теней — холодный белый свет, казалось, лился отовсюду, а не только из многоглазой лампы с потолка. Готтфрид всмотрелся — все-таки под стулом и под кушеткой он обнаружил намеки на тени, такие же серовато-голубоватые, блеклые. Он потер шею — все мышцы болели после кошмарного сна, голова налилась тяжестью, глаз противно и болезненно пульсировал.

Хромированная дверная ручка повернулась, и на пороге появилась девушка в белом халате. Она немного помялась в дверях, в ее больших голубых глазах явственно читалась неуверенность.

— Вы — Готтфрид Веберн? — она попыталась придать голосу больше солидности, но вышло не очень убедительно.

— Да, это я, — приветливо улыбнулся Готтфрид и запоздало подумал, что, должно быть, выглядит со своим бланшем не как благопристойный партиец, а как маргинал с нижних слоев. — Вы, должно быть, Луизе?

— Да, это я, — она деловито прикрыла дверь, еще раз посмотрела на бумаги на своем планшете — таком же серовато-голубом — и села на стул. Увереннее выглядеть, впрочем, все равно не стала. — Херр Веберн, я сейчас возьму у вас кровь, потом оставлю вам инструкции и уйду. Вот здесь, — она указала авторучкой на серовато-голубую кнопку на стене, — кнопка вызова, когда закончите, нажмете. Снимите, пожалуйста, китель и подверните рукава рубашки. Или можете снять, как вам удобнее.

Готтфрид стянул китель и повесил на стоящую у входа вешалку. Заворачивая рукав рубашки, он думал о том, что, пожалуй, это было каким-то сном. Не тягучим вязким кошмаром, от которого он проснулся на рассвете — просто обычным таким сном. И эта почти лишенная красок комната, и Луизе, с щек которой еще даже не сошла характерная для детей и подростков пухлость, и этот запах стерильности — все казалось нереальным.

— Готовы? Садитесь поудобнее, — она ловко затянула жгут на его руке, поджала губы и нахмурилась, выискивая вену. — Если станет плохо, говорите. Можете отвернуться.

Готтфрид смотрел, как густая, почти черная кровь — совсем такая же, как некогда стекала по штанине Штайнбреннера — наполняла пробирки: одну, вторую, третью…

— Зачем вам столько? — улыбнулся Готтфрид.

— Как зачем? — удивилась Луизе. — Нам надо убедиться, что вы здоровы. Посмотреть некоторые показатели, чтобы подобрать пару.

— И по каким признакам это делается?

— Я этим не занимаюсь, — щеки Луизе слегка порозовели. — Но я учусь. Там множество показателей: от вашего анамнеза до группы крови и резус-фактора. Нам нужно свести к минимуму все возможные генетические пороки и увеличить вероятность появления полезных признаков. Вот вы, например. Насколько я понимаю, у вас посредственные, если не выразиться еще хуже, физические данные, но очень высокий интеллект и неплохое здоровье. Но при этом у вашего отца была близорукость. Нам нужно подобрать вам пару так, чтобы у родни матери вашего ребенка не было никого с плохим зрением. И так далее, понимаете?

Готтфрид кивнул. Он ощутил себя племенным кобелем, кобелем отвратительной масти и экстерьера, но примерного поведения. Эдакой рабочей лошадкой, от которой можно получить таких же годных к работе щенков.

— Готово, — Луизе переставила пробирки в штатив, что-то отметила на нескольких бумагах и извлекла из кармана нечто, завернутое в бумагу. — Вот вам контейнер, он стерильный. Помоете с антисептическим мылом руки и область вокруг отверстия мочеиспускательного канала, — она кивнула в угол, в сторону рукомойника, — и наполните контейнер. Вот вам, — она открыла ключом металлическую дверку лабораторного шкафа и извлекла оттуда стопку журналов, — если будут проблемы. Как управитесь, нажмете на кнопку. Все понятно?