Wo alle Strassen enden (СИ)

Готтфрид кивнул — уж яснее некуда. Когда дверь за Луизе закрылась, он взял один из журналов. С обложки на него смотрела, улыбаясь, арийская красотка в форме, позади нее реял стяг с флагом Арийской Империи. Готтфрид открыл первую попавшуюся страницу. Он впервые в жизни держал в руках так называемую “порнографию медицинского назначения”, хотя и был наслышан. Открывшиеся его взгляду фотокарточки были не чета той контрабанде, которую ему удалось как-то раздобыть. То, что было у него, теперь казалось образцом целомудрия. Крупные планы отдельных частей тел на весь разворот журнала, от того гигантские, точно принадлежали не обычным женщинам, а каким-то великаншам, вызывали не столько возбуждение, сколько трепет и суеверный ужас. На тех снимках, где были видны лица, выражения их чудовищно диссонировали с общей фривольностью поз: натянутые улыбки на губах, с которых вот-вот сорвется не сладострастный стон, а вопль “хайль фюрер!”; взгляды, ясные, без следа истомы; руки, готовые сей же миг оторваться от холеных тел, чтобы взметнуться вверх в партийном приветствии — все, совершенно все было пропитано фальшью, ложью и было совершенно ненастоящим. Готтфрид тяжело вздохнул, отшвырнул журнал и пошел мыть руки.

Процесс не шел. “Порнография медицинского назначения” вместо того, чтобы помочь, только мешала: стоило Готтфриду настроиться на нужный лад, как в тот же миг перед глазами вставало лицо Марии, а на нем было ровно то же выражение, что у девушек со страниц чертовых журналов. Готтфрид тяжело вздохнул, измерил шагами процедурную вдоль и поперек и принялся за дело заново. Если бы кто-то когда-то ему сказал о том, какие сложности выпадут на его долю в таком деле, он бы, пожалуй, обругал обидчика последними словами в лучшем случае. Но время неумолимо шло, а злополучный контейнер все еще был пуст.

В следующий раз, когда он представил себе Марию и себя в весьма недвусмысленной ситуации, ему показалось, что лицо и груди Марии покрыты язвами, как у зараженных. Потом она заявила ему, что Штайнбреннер в постели не в пример лучше его, Готтфрида. Тогда он решил вспомнить хотя бы Аннику и ее зад, но вместе с воспоминаниями о ее молочно-белых округлостях пришли и воспоминания о том, как она не желала даже смотреть на него.

Не помогало ничего: ни попытка оживить в памяти запах и вкус Марии, ни совершенно волшебные и новые для Готтфрида ощущения поцелуев той самой области, которую его заставили вымыть с антисептическим мылом. Зато когда в этот момент перед его глазами вместо лица Марии отчего-то появилось сосредоточенное лицо Вальтрауд Штайнбреннер, Готтфрид, уже было поставивший на себе крест, ощутил, что возбуждение все-таки достигло пика и накрыло его с головой.

Он с чувством выполненного долга закрыл контейнер, застегнул штаны, вымыл руки и нажал на кнопку. Почти сразу в процедурной появились Луизе и Адлер. Луизе забрала контейнер и исчезла. Адлер сел на кушетку, взял в руки один из журналов.

— Вот почему вы так долго, — хохотнул он. — Я уже несколько раз жаловался специалистам в Отдел Пропаганды и Идеологии, чтобы они пересмотрели концепцию журналов специального назначения. Еще ни один обследуемый не справлялся лучше благодаря этой макулатуре. Но они почему-то меня не слышат.

— Должно быть, их это возбуждает, — пожал плечами Готтфрид.

— Я знал, что туда берут только извращенцев, — рассмеялся Адлер и закурил. — Но чтобы настолько… Знаете, Готтфрид, шутки в сторону. Я должен вас проинструктировать. Когда придет время, вам сообщат. За сорок восемь часов до предполагаемого зачатия вам нельзя иметь половых контактов. Лучше, конечно, выдержать три-пять суток, но сорок восемь часов — это необходимый минимум. Также вам и вовсе нельзя спиртного.

— С какого момента? — Готтфрид помрачнел: он планировал этим вечером пойти в “Эдельвейс” и провести эту ночь без оглядки на медицинские предписания.

— Не пить? — переспросил Адлер. — С сегодняшнего дня. Анализы ваши мы сделаем быстро, сегодня к вечеру все будет готово. Если не будет выявлено противопоказаний, то ориентировочно на следующей неделе минимум три, а лучше пять-шесть ночей вы проведете в ЦАМе, в специальном отсеке. Либо на дому у будущей матери, это как психологи заключат. Не переживайте, мы сообщим минимум за два дня, а скорее всего, и того раньше.

— Кто будущая мать? — Готтфрид понятия не имел, чего ждать от этого всего. Еще не факт, что эта самая мать не обольет его презрением с ног до головы за, как выразилась Луизе, “посредственные физические данные”.

— Это я сообщу вам сегодня, если анализы будут в порядке, — Адлер покивал. — Держите телефон, — он сунул Готтфриду в руки визитку. — Можете идти. До встречи, Готтфрид Веберн!