XX век Лины Прокофьевой

Существует ошибочное мнение, что Сергей предпочитал музыку Равеля музыке Дебюсси. Жак Феврие однажды сказал мне об этом в присутствии Анри Соге. Вовсе нет. Он ставил Дебюсси гораздо выше, чем Равеля, сочинения Дебюсси всегда производили на него огромное впечатление. В юности он встретился с ним однажды в доме у Кусевицкого в Москве (1910). У него была запись „Послеполуденного отдыха фавна“, которую он слушал снова и снова, – очень любил эту музыку. Конечно, Прокофьев восхищался и Равелем, в особенности его оркестровкой – „Вальса“ или „Болеро“. Как композитора он предпочитал Дебюсси. Но когда Равель умер в 1937 году, Прокофьев написал статью, где очень высоко оценил его творчество, и эта статья была опубликована и в Советском Союзе, и в других странах».

По соседству жили и Василий Иванович Шухаев с женой. Шухаев часто ездил на этюды. Он написал и портреты Сергея Сергеевича и Лины. Прокофьев и Шухаев вернулись в СССР одновременно, и в 1936 году Шухаева и его жену арестовали. Позже они жили в Грузии, а летом снимали дачу на Николиной Горе.

В Сен Жан де Люс проводили лето Шаляпин, Чаплин, Миша Эльман, Жак Тибо. По вечерам Шаляпин с Чаплином устраивали мимические представления. Веселились и восхищались, когда Шаляпин изображал богатую аристократку за утренним туалетом, она причёсывалась и прихорашивалась перед зеркалом, потом принималась за шитьё. Многие годы спустя Лина и Сергей Сергеевич вспоминали эти сцены и отдавали предпочтение Шаляпину перед Чаплином. Хотя Прокофьев боготворил его, но дачные «выступления» Чарли Чаплина напоминали его роли в кино, в то время как Шаляпин импровизировал. Эльман и Тибо играли Баха, Сергей Сергеевич – свою музыку. Дети очень любили очаровательный дом на холме, тоже над Средиземным морем, купались до изнеможения, совершали, как всегда, дальние пешие и автомобильные прогулки. Святослав помнит, как ходил утром на соседний хутор за молоком, а также случившееся наводнение, которое отрезало дом от шоссе.

Ездили к Стравинским, а иной раз Лина и гостила там с детьми.

Летом 1933 года Сергей Сергеевич работал над сочинениями, о которых договорился во время поездки в СССР. В Ленинграде произошла встреча Прокофьева с Юрием Тыняновым, и появилась мысль написать музыку к кинофильму «Поручик Киже» по его повести. Композитора вдохновила также идея написать музыку к спектаклю А. Таирова «Египетские ночи», где блистала Алиса Коонен. Прокофьева связывала с Таировым глубокая внутренняя привязанность.

Дальнейшая трагическая судьба Таирова и Коонен была тяжёлым и жестоким ударом по русскому театральному искусству. Прославленный Камерный театр с бранью и оскорблениями закрыли за «эстетство и формализм».

Из выутюженных советскими редакторами воспоминаний Лины, тем не менее, мы узнаём о не обозначенных хронологически, но, по-видимому, относящихся к ранним тридцатым годам посещениях Прокофьевым советского посольства в Париже. Мы помним по «Дневнику», как это начиналось, как Прокофьев не хотел там играть, и Лина туда не пошла. Но сейчас всё как-то изменилось:

«Мы часто бывали в советском посольстве». И называются имена людей прокоммунистического толка – Луи Арагон, Эльза Триоле. Завязывалась дружба и с артистами МХАТа. Лина рассказывает, как подружилась с Константином Сергеевичем Станиславским, она однажды возвращалась с ним из Парижа в Москву, разговорам не было конца, а потом уже в Москве дружба продолжилась, и Лина часто навещала его во время болезни.

В письмах, настроении, прекращении дневниковых записей, во всей деятельности и жизни Прокофьевых ощущается приближающееся решение вернуться в Россию.

Переезд Прокофьева в СССР до сих пор вызывает немало пересудов и толков. Среди них много недоброжелательных и безответственных, в лучшем случае – поверхностных. Досужие домыслы так же далеки от самых элементарных знаний творчества Прокофьева и его человеческой сущности, как и от сложности подобной проблемы в её общечеловеческом осмыслении.

Ответ разбросан на страницах «Дневника» Прокофьева.

Он состоит из многих составляющих, но думаю, что мало кому можно так довериться как свидетелю всей жизни родителей – их сыну Святославу Прокофьеву:

– Идея возвращения в СССР принадлежала, конечно, ему. Как истинно русский человек, он скучал по России. Приезжая в Советский Союз с концертами, имевшими огромный успех, он встречался со многими старыми друзьями, ну, а старые друзья – это не новые друзья. Я не думаю, что причиной возвращения был только триумф концертов в СССР. Незадолго до этого он получил прекрасные предложения из США. Об этом рассказывала мама, она потом о них вспоминала. И вот здесь, я думаю, велика именно её роль: ведь она поддержала отца, когда он с ней советовался, и решилась ехать с ним в незнакомую ей страну, оставив в Париже одинокую старую мать. Мамино слово было решающим, и если бы она побоялась совершить этот шаг, мы остались бы за границей. Он сам колебался до последнего момента.