XX век представляет. Избранные

Что ж, не получается быть героем своего времени – можно стать героем времени не своего. Точнее говоря, героем, невозможным «здесь и сейчас», но о котором грезят современники, выходцем из чудесной страны, населенной дуэлянтами, мореплавателями, ковбоями, благородными жуликами и безобидными гангстерами. Семидесятые – интереснейшая, нерасшифрованная эпоха советского «общества потребления» и тотального эскапизма на экране и сцене. Марк Захаров первым осознал запросы времени – удивительным образом совпавшие с новой, рыночной кинополитикой государства, во многом роковой для советского кино – доверив (1974) Караченцову роль Тиля Уленшпигеля, голодранца-мятежника, шута-героя. Затем – тоже в театре – двойную роль вожака рейнджеров и самой Смерти в мюзикле по поэме Пабло Неруды «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты» (1976). И наконец, главную роль всей жизни Караченцова – графа Резанова в мюзикле Алексея Рыбникова и Андрея Вознесенского «Юнона и Авось» (1981) – идеального любовника, о встрече и непременном расставании с которым мечтали миллионы девушек.

С тех пор, сколь бы сухопутную роль ни играл Караченцов, казалось, что под его ногами – пляшущая палуба корабля в штормовом море. И даже если на экране он не пел, любой его фильм казался мюзиклом. Особый телесный ритм Караченцова, его природный драйв имел гораздо больше общего с рок-н-роллом, чем драйв Высоцкого, объявленного «отцом русского рока». Этот драйв бил с экрана даже в экранизации повести Юрия Бондарева «Батальоны просят огня» (Владимир Чеботарев, Александр Боголюбов, 1985), где Караченцов сыграл забубенного старлея Орлова, неуловимо напоминающего Тиля.

Он не играл костюмированных героев, а азартно играл в персонажей Лопе де Веги, О’Генри, Конан Дойля. В самодовольного маркиза Рикардо («Собака на сене», Ян Фрид, 1977), уверенного, что «любовь ласкает молодых и рьяных». В рыжего разбойника Дикки Мелони, вынесенного волнами Карибского моря прямо в кресло президента опереточной центральноамериканской страны («Короли и капуста», Николай Рашеев, 1978). В мелодраматического мстителя из «Этюда в багровых тонах» («Шерлок Холмс и доктор Ватсон», Виктор Масленников, 1979). В комических ковбоев («Человек с бульвара Капуцинов», Алла Сурикова, 1987) и одесских «япончиков» («Дежа вю», Юлиуш Махульский, 1989).

Бельмондо в семи своих хитах – от «Частного детектива» до «Профессионала» – говорил с советскими зрителями именно голосом Караченцова. Если кого-то из актеров и можно назвать «нашим Бельмондо», то именно его, столь же неотразимо некрасивого и наделенного таким же даром освобождать людей на пару часов от плена повседневности.

Леонид Квинихидзе (1937–2018)

Чувство жанра было у Квинихидзе – как актерство у Баталова – растворено в крови. Его отец – легендарный Александр Файнциммер, дважды Сталинский лауреат – на протяжении полувека «выстреливал» один за другим главные приключенческие хиты Страны Советов: «Котовский», «Овод», «Трактир на Пятницкой». Сын не уступил ему в жанровом мастерстве. Только если отец тяготел к романтико-героическому, брутальному жанру, то сын был равно чувствителен к духу шпионского нуара, апокалиптической фантастики и воздушного водевиля. И невзначай перехватывал из фильмов отца его звезд: то Олега Стриженова, то Александра Белявского.

Невольно задумаешься о причудах социальной генетики. В советские времена детей знаменитостей среди студентов творческих вузов насчитывалось пусть и меньше, чем в наши дни, но тоже хватало. Однако, в отличие от современных детей, они, как правило, отцовских имен не позорили.

Квинихидзе, ученик первого советского лауреата «Оскара», документалиста Ильи Копалина, дебютировал в 1960-м тоже как документалист-портретист икон оттепельной интеллигенции: Марселя Марсо, Бенни Гудмена, Эдуардо де Филиппо. Его игровой дебют («Первый посетитель», 1966) – дань сразу двум кумирам эпохи: Владимиру Ильичу Ленину и сыгравшему его Иннокентию Смоктуновскому. Манерный вождь вел себя что твой Гамлет, роль которого только что прославила актера в фильме Григория Козинцева, еще одного учителя Квинихидзе, так же испытывая нервы соратников оригинальными идеями, осенявшими его. Что будет, например, если взять да и арестовать дипломатический корпус? Но, Владимир Ильич, ведь так не принято! Вот именно потому, что не принято, и надо арестовать! Ну а то, как Ленин-Смоктуновский прикладывал телефонную трубку левой рукой к правому уху, стало актерской притчей во языцех.