Другие актеры слыли драчунами. Кайдановский был бретером. Рассказывают: давал в морду ментам, не преминув сначала попросить обращаться к нему на «вы». Говорят, на съемках «Своего среди чужих» схватился с Михалковым, попал – как солдат срочной службы – на «губу», но наотрез отказался работать дальше, пока режиссер не извинится. Говорят, подрался с Хамраевым на озвучании «Телохранителя», сочтя текст неорганичным роли. Вспоминают, с вилкой гонялся за каким-то вроде бы антисемитом, пока не загнал под журнальный столик. А посиделки в ресторане Речного вокзала – обмывали, кажется, премьеру телеспектакля «Драма на охоте» – вообще закончились для Кайдановского двухлетним условным – на суде его защищал Михаил Ульянов – сроком за хулиганство. Мемуаристы в показаниях путаются относительно и года посиделок, и обстоятельств драки. То ли Кайдановский, заступившись за официантку, ударил посетителя, оказавшегося какой-то шишкой. То ли подрался с охранником, обвинившим его в краже каких-то белил. Белил? Возможно, это вообще были разные драки. Память о суде отозвалась в Сочи, где Кайдановский был членом жюри кинофестиваля и так оценил фильм «Ты у меня одна»: «Единственное, что я присудил бы Астрахану, – это два года условно».
О нем вообще много чего рассказывают. Сам он не считал нужным кому-то что-то рассказывать в подробностях. Отказался делиться воспоминаниями о Тарковском, ограничившись многосмысленной фразой: «Он хорошо знал, чего он хочет». Но известно, что бросил в лицо своему кумиру-режиссеру: «Если собрать в этой комнате людей, которых ты обидел по жизни, то они, наверное, не поместились бы здесь».
Откуда эти ломкие черты лица, бретерские замашки, самодостаточность, ну да, аристократизм, у ростовского внука своего местечкового дедушки? Беззаконность натуры уравновешивалась острым интеллектом. Не только в России, но и в мире ничтожно мало актеров-интеллектуалов. Знаток философии, музыки, живописи, Кайдановский – один из немногих. Знание – фундамент свободы и залог печалей.
Нет дома – не беда. «Мне тут классно», – говорил он о коммуналке. Нет семьи? «Моей семьей» назвал он картину, на которой изобразил себя, сидящего за столом с дворнягой Зоей и котом Носферату. Животные того же роста, что их хозяин. Именно Носферату был виноват в первом из трех его инфарктов. Приехал в гости Сергей Курехин, не закрыл дверь. Сбежавшего кота хозяин, его жена и гость искали до утра. Шалит сердце? Пусть его. Кайдановский был единственным преподавателем ВГИКа, курившим на лекциях, гости запомнили постоянный натюрморт в его доме: сигареты, корвалол, водка. Быт не мешал элегантности, возраст – дружбе с людьми рок-н-ролла. У него не было ничего и было все. Как спел в другие времена и по другому поводу Александр Галич: «И этого достаточно».
Николай Караченцов
(1944–2018)
По возрасту Караченцов еще «успевал» в шестидесятники. Но режиссерам советской «новой волны», сосредоточенным на современных конфликтах, была не нужна его психофизика и пластика универсального ярмарочного лицедея. Брутальность – в сочетании с эксцентрикой и самоиронией. Мальчишеская непосредственность – с непременным соблюдением дистанции между актером и персонажем.
Он подошел бы официозу на амплуа комсомольцев-добровольцев, но опять-таки неуловимо диссонировал с современностью. Был в равной степени чужд бескомпромиссной определенности 1960-х и нравственной амбивалентности 1970-х. Не герой своего времени, но и не антигерой. В лучшем случае – друг главного героя. Не Гамлет, но Лаэрт: его Караченцов сыграл в «Гамлете» (1974) в театральной постановке Тарковского. В общем, в кино «про жизнь» Караченцов почти не снимался: среди редких исключений – «полочный» фильм Бориса Фрумина «Ошибки юности» (1978), роли невинно жестокого Бусыгина в экранизации Виталием Мельниковым «Старшего сына» (1975) Вампилова и деревенского башибузука в фильме Геннадия Полоки «Одиножды один» (1974). Вопиющее свидетельство расхождения Караченцова с экранной «реальностью» – неутверждение его на роль шального лейтенанта-танкиста в фильме Анатолия Граника «Строгая мужская жизнь» (1977) по причине «отрицательного обаяния».