XX век представляет. Избранные

Михалков часто повторял, что детским поэтом может быть лишь тот, кто сам остается ребенком. В этой банальности скрыт вполне самокритичный и циничный смысл. Ведь ребенок органичен и в эгоизме, и в жестокости, и в притворстве, и в неблагодарности. Детскости больше всего в мемуарах Михалкова «Я был советским писателем» (1992). В книге отзывов в музее Сталина в Гори он писал: «Я в него верил, он мне доверял». А в мемуарах с детской непосредственностью пересказывает байку о том, как Сталин приказал маршалу Ворошилову застрелить его любимую собаку. Потешается над глухотой и дефектами речи Леонида Брежнева, словно не о нем писал: «Выступает перед нами человек с душой бойца». И если Михалков сказал, что «очень верит в Путина и Медведева», то, проживи он еще десяток-другой лет, в его мемуарах нашлось бы что-нибудь интересное и о них. Предположение вовсе не фантастическое. Ведь Сергей Михалков уже давно казался бессмертным. Как детство или Кащей.

Андрей Мягков (1938–2021)

Он обречен оставаться в русском коллективном бессознательном доктором Женей Лукашиным из «Иронии судьбы» (1975), что вопиюще несправедливо. Сам Мягков недоумевал, потом – тщетно – возмущался необъяснимым для него культом неприхотливой сказки Рязанова. Доктор Женя – лишь одно из воплощений русского интеллигента, которого Мягков, актер-интеллигент – редкая в своем цеху птица, – изучал и живописал десятилетиями.

Он был едва ли не единственным звездным советским актером, который никогда не играл ни «тружеников» в вульгарном смысле слова, ни начальников. Разве что пару погруженных более в себя, чем в уголовные перипетии, следователей. «Номенклатурные» роли ему на заре кинокарьеры выпадали, но никак не встраивались в официальную иконографию.

В «Надежде» (1973) великого Марка Донского он сыграл самого необычного Ленина. Юного, лысеющего озорника, влюбленного в свою Наденьку, чуть ли не сбегавшего с подпольных собраний, чтобы покружиться с ней на карусели. В «Серебряных трубах» (1971) Эдуарда Бочарова столь же необычен Аркадий Гайдар. Не чеканный герой, в шестнадцать лет командовавший полком, а навеки раненный гражданской бойней человек, обратившийся к литературе, чтобы избыть боль, ищущий смерти на новой войне, которую предсказывал в своих книгах.

Короче говоря, и Ленин, и Гайдар, и Герцен («Старый дом», Борис Буняев и Валерий Белявский, 1969) были русскими интеллигентами в конкретных и драматических координатах истории. Такими же, как Алеша Карамазов в фильме Ивана Пырьева (1968): Мягков составил органичное братское трио с зубрами Михаилом Ульяновым и Кириллом Лавровым. Или как обреченный капитан Алексей Турбин в великой экранизации булгаковской пьесы Владимиром Басовым (1976).

Но все они – предтечи главного героя Мягкова: советского интеллигента средней руки в совсем не драматических, а банальных обстоятельствах эпохи застоя. Этого героя Мягков изучал под микроскопом, находил в нем – изредка – и обыденную доблесть, и конформизм всех степеней: от нестрашного примирения с обстоятельствами до смертоносной подлости.

Его негероические герои были – в патетическом смысле слова – лишены голоса в обществе, как буквально лишен голоса простуженный и ущемленный в своих правах автовладельца лаборант Хвостов в «Гараже» (1979) Рязанова. Но именно они – все эти бессмысленные старшие статистики Новосельцевы («Служебный роман», Рязанов, 1977) – составляли костяк советского образованного класса, и именно Мягков вернул им голос. Но при этом был к ним, мягко говоря, беспощаден. Сдается, что этих своих интеллигентов он в глубине сердца ненавидел. Иногда они, очнувшись от эмоциональной и гражданственной летаргии, получали право на искупление («Летаргия», Валерий Лонский, 1983), что едва не стоило им жизни. Иногда же скатывались в болото и погибали глупо и жестоко («Страх высоты», Александр Сурин, 1975).

Понятие «русский интеллигент» – так уж повелось со времен земских врачей – ассоциируется с медиками. Дебютировал Мягков именно в «Похождениях зубного врача» (1965) Элема Климова: доктор Чесноков под совместным напором власти и общества терял чудесный дар рвать зубы без боли. Когда мы вспоминаем «Иронию судьбы», необходимо вспомнить снятый в пандан и в противовес ему «Утренний обход» (1979) Аиды Манасаровой. Сыграв доктора Леву Нечаева, Мягков отомстил Рязанову за свою всенародную славу.

Лева – тот же Лукашин, только не в антураже рождественской сказки, а в обстоятельствах жизни обычного московского врача: профессиональная принципиальность и бытовая неразборчивость. Неоцененный по достоинству фильм – жесткое и внятное высказывание о деградации идеалистов-шестидесятников: недаром Юрий Визбор с возмущением отказался сыграть в нем друга Нечаева. Такое же высказывание – столь же недооцененное «Послесловие» (1983) Марлена Хуциева, фильм-дуэт, где герой Мягкова казался нравственным старичком по сравнению с его тестем-идеалистом, смачно сыгранным Ростиславом Пляттом.