XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Помимо участия в восстановлении исторической правды и увековечении памяти жертв политических репрессий, одной из целей общества «Мемориал», согласно обновленной редакции устава 1998 года, является «содействие в построении развитого гражданского общества и демократического правового государства, исключающего возможность возврата к тоталитаризму», а также «участие в формировании общественного сознания на основе ценностей демократии и права, преодоление тоталитарных стереотипов и утверждение прав личности в политической практике и общественной жизни»[1367].

Однако с каждым годом мемориальская повестка оказывается все менее востребованной большинством населения. Россияне мало настроены на критическое осмысление национального прошлого. Если в 1989 году 31% опрошенных причисляли массовые репрессии к наиболее значительным событиям в истории страны (пятая по уровню значимости позиция из 25 названных), в 1994 году эта цифра снизилась до 18%, а в 1999‐м — до 11% (десятая позиция из 18). В опросе 2003 года о репрессиях упомянули 17% респондентов[1368].

Исследование, проведенное «Левада-центром» по заказу Центра стратегических и международных исследований в 2009 году, продемонстрировало чрезвычайно низкий уровень осведомленности россиян о сталинском терроре. Только 28% опрошенных ответили, что от репрессий так или иначе пострадали «миллионы или десятки миллионов», 31% назвали меньшие цифры, 24% затруднились с ответом, 17% никогда о них не слышали. Причем в самой молодой возрастной группе 20–29-летних доля респондентов, незнакомых с фактами советского террора, составила 35%[1369]. В 2020 году доля мало или совсем не знающих о репрессиях 1930–1950‐х годов граждан в возрастной группе 18–24 лет достигла 41%[1370].

Данные соцопросов свидетельствуют и о низкой значимости прав человека в современном российском обществе: свобода слова, право на получение информации, право избирать своих представителей во власть традиционно имеют гораздо меньшее значение для россиян, чем социальные и экономические права[1371].

В то время как либеральные свободы и институты сворачиваются и Россия превращается в авторитарное государство с агрессивной экспансионистской политикой, российское общество не может избежать вопросов о возможных ошибках реформ и упущенных возможностях периода перестройки и раннего постсоветского периода — эпохи зарождения общества «Мемориал».

После распада Советского Союза советский тоталитарный режим так и не был публично осужден, его главные репрессивные органы не были запрещены, объявлены вне закона и распущены, а высокопоставленные руководители компартии и сотрудники органов госбезопасности не были лишены возможности заниматься политической и иной публичной деятельностью. В результате выходцы из этих структур и их преемники остались и продолжают оставаться у власти, занимая руководящие посты в государственной сфере, массмедиа и образовании. Ни один виновный в преступлениях советского режима не был привлечен к ответственности, а архивы секретных служб до сих пор фактически закрыты для исследователей. Засекречен и значительный объем информации о местах массовых захоронений расстрелянных жертв сталинского террора.

В отличие от бывших социалистических стран Центральной и Восточной Европы российские улицы, города и другие населенные пункты продолжают носить названия, увековечива­ющие память об Октябрьском перевороте 1917 года, советском режиме и его вождях. А значит, как и три десятилетия назад, вопрос о декоммунизации России и проработке советского прошлого по-прежнему стоит на повестке дня.

9. Двадцать восемь панфиловцев снова в строю. Почему Россия возвращается к системе государственной идеологии [1372]

После распада СССР российские власти не раз заявляли, что стране необходима объединяющая национальная идея. Но лишь после аннексии Крымского полуострова в 2014 году они впервые в постсоветской истории заговорили о необходимости законодательного оформления государственной идеологической политики и о возможном изменении в связи с этим Конституции. Хотя Кремль пока не выстроил стройный идеологический нарратив и по-прежнему инструментализирует символы из разных исторических эпох, его усилия свидетельствуют о готовности и стремлении возродить идеологические догмы. Эта глава рассказывает об идеологических трендах 2010‐х годов, отражавшихся в официальной риторике властей, в законодательных актах и иных государственных документах, в кадровой политике и официальной политике памяти, свидетельствующих об углуб­ляющейся тоталитаризации российского общества.

Государственная идеология патриотизма