Ýòêèíä À. Âíóòðåííÿÿ êîëîíèçàöèÿ (Áèáëèîòåêà æóðíàëà «Íåïðèêîñíîâåííûé çàïàñ») - 2013.djvu

«О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут», — писал Редьярд Киплинг в 1889 году. Но они сходи­ли с мест и встречались множество раз, и Киплинг, хоть его часто понимают неверно, это прекрасно знал: «Но нет Восто­ка, и Запада нет... Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает!» (1989: 275).

Илл. 1. «Спасите меня от моих друзей!» Афганский эмир между русским медведем и британским львом. Джозеф Суэйн. 1978

"чш: ж пит т гпплтг  Скрупулезно анализируя отношения между Первым и Тре­тьим миром, постколониальные исследования слишком бук­вально следовали первой строке из баллады Киплинга, не заме­чая ее деконструирующей логики. В Большой игре между Британской и Российской империями, которую Киплинг опи­сал в романе «Ким», в схватку вступают не два, а три элемента: Англия, Индия и на заднем плане — зловещая Россия. Игра тол­кает Индию на запад, а Россию на восток, и эту игру Киплинг вписывает в геополитику, угрожающую миру Ким, мальчик- ирландец, в Индии ставший британским шпионом, борется с проникновением России способами, которые похожи не то на прошедшую Крымскую, не то на грядущую холодную войну.

В более позднем стихотворении «Мировая с Медведем» («Truce of the Bear», 1898) Киплинг выводит жалкого нищего, который повествует о своем единоборстве с ужасным зверем, «с Медведем, что ходит, как мы». Единоборство, если оно имело место, произошло за пятьдесят лет до того, но нищий рассказы­вает о нем как о главном событии своей жизни. Медведь хоро­шо известен нищему: «Я знал его время и пору, он — мой... // Я знал его хитрость и силу, он — мой» (Киплинг 1989: 267). Встретившись со зверем пятьдесят лет назад, охотник пожа­лел его и не выстрелил, и в ответ медведь изуродовал ему лицо. Теперь бывший охотник зарабатывает деньги, демонстрируя желающим свои ужасные раны: «Снова и снова все то же твер­дит он до поздней тьмы: // Не заключайте мировой с Медве­дем, что ходит, как мы» (Киплинг 1989: 268). Хотя в стихотво­рении нет ни слова о России, поколения читателей воспринимали медведя именно как символ России, а смысл стихотворения видели в призыве к Британии не заключать союз с этим соперником. В 1919 году журналист Atlantic Magazine писала, что Киплинг был «поразительно прав». Пос­ле русской революции военный союз с Россией казался пло­хой идеей, «мировой с медведем». С точки зрения журналист­ки, «русские явно ведут себя совсем как "медведь, что ходит как мы"». Она подтверждает, однако, что русофобия Киплин­га в это время была непопулярна:

За последние годы интеллектуалы настолько русифици­ровались, что смех Киплинга может показаться кощун­ством. Они не способны увидеть, что он оказался порази­тельно прав: это заставило бы их признаться в своей поразительной неправоте (Gerould 1919).

Но конструкция, которую создает Киплинг в «Мировой», намного сложнее. Рассказчик — нищий Матун, «беззубый, без­губый, безносый, с разбитой речью, без глаз» не похож на че­ловека, а медведь Адам-зад, «лапы сложив на молитву, чудови­щен, страшен, космат»⁷ , — как раз похож (Киплинг 1989: 267— 268). Сходство Медведя и Человека подтверждается рефреном стихотворения; они словно близнецы, сошедшиеся в вечной схватке с открытым финалом. Надо вернуться к началу стихо­творения, чтобы осознать, что рассказчик, нищий Матун — не белый человек, белыми у него были только бинты: «Ежегодно сопровождает беспечных белых людей // Матун, ужасный ни­щий, забинтованный до бровей» (Киплинг 1989: 267). Как в «Киме», конструкция здесь не линейная, а треугольная. Схват­ка и мировая имели место между индийским охотником и рус­ским медведем, а англичане всего лишь публика для мемуара об этих давних событиях. Как гоголевский «Нос», это стихотворе­ние превращает в двойников тех, кто в принципе не может быть подобным: часть и целое, зверя и человека, «двух и мень­ше чем одного».