Ýòêèíä À. Âíóòðåííÿÿ êîëîíèçàöèÿ (Áèáëèîòåêà æóðíàëà «Íåïðèêîñíîâåííûé çàïàñ») - 2013.djvu

Ирония — частый гость в трудах Ключевского, и договор­ную теорию власти он приписывал православным монахам XII века с очевидной насмешкой, понимая, что это анахронизм. И правда, Нестора ли винить в том, как его история была при­способлена к российской школе? Мысль о том, что история ва­рягов была вставлена в «Повесть» кругом Татищева под влияни­ем Пуфендорфа, имела бы очевидный смысл; проблема в том, что и другие списки «Повести временных лет», которых не тро­гали руки Татищева, тоже упоминают Рюрика. Ключевский со­мневался в подлинности этой части «Повести», но эти сомне­ния оставил запискам, которые не предназначал к публикации (1983:113; Киреева 1996:424).

Соединив в себе историографические и идеологические проблемы, фигура Рюрика воплотила споры об империи и на­ции, суверенитете и современности, которые вновь и вновь возникали на поворотах российской и мировой истории. Устав от погони за Рюриком, но видя невозможность стереть его из летописей, российские историки создали ряд творческих кон­цепций, эпистемологических Рюриковичей, у которых появи­лась собственная энергия воспроизводства.

Глава 4

Страна, которая колонизуется

Русские романтики и потом советские поэты воспевали тепло и красоту России. Историки, напротив, были склонны к трево­гам в отношении российского климата, природного и социаль­ного. «В семьях мы имеем вид чужестранцев; в городах мы по­хожи на кочевников... Мы как бы чужие для себя самих», — писал Чаадаев, открывая русскую интеллектуальную историю (см. главу 3). Для русских природа была не матерью, а мачехой, писал Сергей Соловьев (1988:7/8—9). Во время смуты XVII века, по словам Василия Ключевского, «московские люди как будто чувствовали себя пришельцами в своем государстве, случайны­ми, временными обывателями в чужом доме» (1956: 3/52). Уди­вительно, но тот же оксюморон Ключевский применяет и к Петру I, человеку XVIII века: «Петр был гостем у себя дома» (1956: 4/31). Еще интереснее, что этот троп всплывает вновь, когда Ключевский описывает типического дворянина начала XIX века: «...с книжкой Вольтера в руках где-нибудь... в тульской деревне», этот дворянин был «чужой между своими» (1956: 5/ 183). Наконец, в очерке о пушкинском «Евгении Онегине» Клю­чевский теми же словами говорит о литературном персонаже: «Он был чужой для общества, в котором ему пришлось вра­щаться» (1990: 9/87). Колонизация всегда связана с попыткой освоить чужое, а ее неудачи и срывы приводили к размноже­нию объективирующих дискурсов о своем. Если ощущение невозможности стать своим среди чужих часто сопровождало неудачи внешней колонизации, то ощущение себя чужим среди своих оказалось постоянной формой недовольства и протеста, связанных с ситуацией внутренней колонизации. Этот троп — быть чужим среди своих; тосковать по родине, оставаясь дома, — популярен и среди деятелей афроамериканского дви­жения, и среди постколониальных авторов. «Почему Бог сделал меня странником и изгоем в моем собственном доме?» — спра­шивал в 1903 году афроамериканский интеллектуал У.Э.Б. Дю­бойс. «Отчуждение от дома — парадигматическое колониаль­ное и постколониальное состояние», — утверждает Хоми Баба; для него основная проблематика колониального сознания — не в отношениях Себя и Другого, но в Чуждости Себя, Инако- сти Я, Otherness of the Self (Bhabha 1994: 13, 62; см. также: Kristeva 1991). В этой главе мы увидим, как в XIX веке пионеры российской историографии искали и находили похожие тер­мины, чтобы рассказать об имперском опыте России1.

Соловьев и фронтир

Посетив Россию в 1843 году, Август фон Гакстгаузен писал, что в России происходит не колониальная экспансия, а скорее, «внутренняя колонизация», которая стала «важнейшим предме­том всей внутренней политики и экономики этой империи» (Maxthausenl856:2/76). В отличие от других открытий, сделан­ных прусским чиновником в России (см. главы 7 и 10), это ос­талось почти без внимания. Однако Гакстгаузен наверняка опи­рался в своих суждениях на дискуссии с российскими коллегами, которые охотно использовали идею колонизации в