Ýòêèíä À. Âíóòðåííÿÿ êîëîíèçàöèÿ (Áèáëèîòåêà æóðíàëà «Íåïðèêîñíîâåííûé çàïàñ») - 2013.djvu

Бернал утверждал, что начало этому расистскому ревизио­низму положил геттингенский кружок семитолога-антисемита Иоганна Давида Михаэлиса, который предлагал, в частности, депортировать европейских евреев на острова Карибского моря (Hess 2000). Шлёцер был учеником Михаэлиса, и он пер­вым описал семитскую языковую семью; Клапрот, помощник Уварова по азиатскому проекту, описал семью индоевропей­ских языков (Benes 2004). Судьбоносный контраст между ари­ями и семитами быстро подхватили парижские востоковеды и Шлегель. Бывший в контакте со всеми ними, Уваров не мог или не захотел предпочесть одну из этих позиций другой и в сво­ей книге об элевсинских таинствах свел их воедино. Дополняя идею семитской колонизации Греции, Уваров прочел в элев­синских надписях священные слова на санскрите — например,

н 

Илл. 6. Деметра-Церера, греко-римская богиня, сидящая на камне. С одной стороны камня изображены индийские боги — Брахма, Вишну и Шива, с другой — Исида египетская. Надписи на покрывале: «Деметра» (вверху) и «Гомер» (внизу). Рисунок Алексея Оленина. 1812 известное Ом. Одну из иллюстраций к книге сделал друг Ува­рова, Алексей Оленин, в то время Государственный секретарь Российской империи. Она изображала Деметру-Цереру, сидя­щую на пьедестале, на котором изображены лица индийских и египетских богов. В руках Деметра держит пергамент с мисти­ческими письменами на той же комбинации языков. Этот об­раз необычно инклюзивен, как и та версия истории, которую хотел видеть Уваров. В качестве чиновника он бывал менее тер­пим, чем в качестве историка. Эпиграфом к своей книге о мис­териях он выбрал строку из третьей эклоги Вергилия: «Non nostrum inter vos tantas componere lites» — «Нет, такое не мне меж вас разрешать состязанье». 

Сердце и исток

Быть колонией — значит иметь суверена вне своей терри­тории. Но с Россией и Древней Грецией все было не так: на разных стадиях своей истории они и колонизовали другие на­роды и земли, и сами подвергались колонизации. Весь потен­циал этой системы сходств и различий Уваров реализовал, за­нимая должности президента Академии наук и министра просвещения. В духе уваровского просвещенного — даже ути­литаристского — монархизма официальный историограф Рос­сийской империи Карамзин поддержал идею, что славяне с помощью Рюрика создали самодержавие, чтобы усмирить са­мих себя. Внутренние конфликты и годы нищеты «открыли Славянам опасность и вред народного правления», и в резуль­тате они «возненавидели его и единодушно уверились в пользе Самодержавия». Но Карамзин делает еще один шаг, противопо­ставляя создание государства в России и в других странах: «Вез­де меч сильных или хитрость честолюбивых вводили Самовла­стие... в России оно утвердилось с общего согласия граждан: так повествует наш Летописец» (1989: 1/93). В Западной Европе норманны захватили Францию и Англию, но в земли славян их пригласили. Карамзин не только испытывал сомнения в исто­рической точности летописного рассказа о Рюрике, но и счел нужным отразить эти свои сомнения в официальном тексте своей «Истории». И все же вера в ненасильственный характер русской экспансии, важная для Карамзина, вытекала именно из мирного призвания варягов. В договорном характере правле­ния, даже если оно было правлением над дикими народами, вряд ли способными к договорам, и состоит отличие Российс­кой империи от ее соперников:

Взглянем на пространство сей единственной Державы: мысль цепенеет; никогда Рим в своем величии не мог рав­няться с нею... Подобно Америке Россия имеет своих Ди­ких; подобно другим странам Европы являет плоды долго­временной гражданской жизни. Не надобно быть Русским: надобно только мыслить, чтобы с любопытством читать предания народа, который смелостию и мужеством снис­кал господство над девятою частию мира... без насилия, без злодейств, употребленных другими ревнителями Хри­стианства в Европе и в Америке, но единственно приме­ром лучшего (Карамзин 1861: 7/107).