Ýòêèíä À. Âíóòðåííÿÿ êîëîíèçàöèÿ (Áèáëèîòåêà æóðíàëà «Íåïðèêîñíîâåííûé çàïàñ») - 2013.djvu

Пушнина была конвертируемой валютой северных стран, главной статьей их экспорта и источником дохода. В отличие от других доступных ресурсов, например древесины или зер­на, «мягкая рухлядь» была легким и ценным грузом, который можно было вывозить по суше и морю, обменивая на жизнен­но важные товары и технологии. Именно меха были в средне­вековой Руси символами богатства и власти. Первым у восточ­ных славян словом, обозначавшим денежную единицу, было «куна», куница. Символом власти московских царей стала шап­ка Мономаха, отороченная соболем. На изображениях москов­ской знати мы неизменно видим шубы, шапки, опушки и ото­рочки, сделанные из соболя, бобра, ласки и куницы. Все это не уникально: шотландская корона была оторочена мехом горно­стая; для официальных портретов английские короли часто позировали в меховых мантиях; остров Манхэттен и река Гуд­зон осваивались голландцами ради экспорта бобровых шкур в Европу; и очень долго символом принадлежности к британс­кой элите оставался цилиндр, сделанный из меха бобра. Но с XIV века спикер британской палаты лордов сидел и до сих пор сидит на мешке шерсти, источнике английских богатств.

Первым предметом внешней торговли новгородских куп­цов была серая белка, которую они собирали в качестве обро­ка с собственных имений. Ее били луком с тупыми стрелами, и с промыслом мог справиться любой крестьянин. На огромных территориях от Новгорода до Суздаля поставки беличьих шкур наряду с зерном зачитывались в крестьянский оброк, составляя определенную его долю, часто значительную. По мере истоще­ния белки или (что кажется более вероятным) роста объемов экспорта новгородским отрядам приходилось двигаться в чу­жие земли, которые они считали ничейными, и заставлять ме­стные племена добывать шкурки. К XVI веку экспорт белки из Новгорода приобрел масштабы, которые историк называет «грандиозными»: одна партия белки состояла из 100 тысяч шку­рок, а в целом Хорошкевич (1963: 52) оценивала новгородский экспорт в полмиллиона беличьих шкурок в год. В 1391 году Лон­дон импортировал 350 960 беличьих шкурок. Только на один костюм для Генриха IV у лондонских скорняков ушло 12 тысяч беличьих шкурок, отнятых у диких племен за тысячи миль к востоку (Veale 1966: 20, 76). В конце XIV века для пошива не­скольких парадных мантий для герцога Беррийского, сына французского короля Иоанна, было закуплено 10 тысяч шкур куницы. Средневековые моды на дорогие меха менялись, но беличий мех, дешевый и легкий, в основном был товаром мас­сового спроса. В течение трех веков он устойчиво лидировал в новгородском экспорте; другие меха (горностай, бобер, соболь, лиса, ласка) ценились гораздо выше, но по объемам не состав­ляли конкуренции белке. После нее вторым по значению экс­портным товаром торговой республики был воск В соответ­ствии с логикой колониальной эксплуатации скорняжный промысел — обработка шкур и пошив из них готовых това­ров — в Новгороде не развивался. Ему активно препятствова­ли покупатели-монополисты, немецкие купцы, так что скорня­ки работали только на местный рынок

Торговля пушниной была одним из главных занятий Ганзей­ского союза. В эту торгово-политическую лигу входил и Новго­род, где был основан «немецкий двор», крупная фактория со складами и причалами. После покупки и сортировки меха нем­цы перевязывали шкурки, а связки упаковывали в бочки. Вес­ной эти баррели меха переправляли путем Рюрика, по Волхо­ву через северные озера в Неву и дальше по Балтийскому морю в Любек и Бремен, откуда русский мех доставлялся дальше — в Лондон, Париж, Флоренцию. В обмен русские «гости» получа­ли серебро, оружие, ткани, соль и вино, которыми торговали в Новгороде и сопредельных княжествах; они импортировали также пиво, сельдь и цветные металлы, а когда в городе случался голод, и зерно. Пушной промысел обеспечивал значительную часть серебра, которое было необходимо торговой республи­ке для оплаты наемников и выплаты дани татарскому хану. Ему, впрочем, платили также и мехом.

До конца XV века белок добывали не только под Новгоро­дом, но и под Устюгом, Суздалем, вокруг Онеги и Белого озера; тогда и бобров ловили около Москвы (Хорошкевич 1963; Пав­лов 1972: 57, 67). Под Новгородом массовый промысел белки организовывали сами землевладельцы — бояре и монастыри, которые сбывали шкуры через посредников-купцов. Но охота смещалась к востоку, и купцы сами отправлялись туда с воору­женными отрядами, собирая дань с югорских племен. В этом промысле состоял механизм возвышения новгородского купе­чества, которое стало необычно сильной, вооруженной корпо­рацией, независимой от родовой аристократии и имевшей свои, торговые представления о мире и власти. В поисках пуш­нины новгородские отряды исследовали обширные земли, ле­жавшие далеко на восток и север, вплоть до Белого моря, Ураль­ских гор и Западной Сибири. Промысел был опасен: в 1445 году племена Югры нанесли поражение трехтысячному отряду нов­городцев (Хорошкевич 1963, 52).