You love me anyway (SORORATE) (СИ)

Сара смущённо заправила за ухо светлый локон, когда любопытствующий взор Алфи застыл всё на том же месте.

Состроив знатную надменность, она, наконец, нарушила тишину и проговорила с грустной полуулыбкой:

— Не смотри так…пожалуйста. Я суеверна.

Алфи почти вежливо улыбнулся и с немыслимым трудом отвёл глаза, что так и тянулись к её тайне. Взяв сигарету в губы, освободив тем самым руки, он поднялся с места. Приближаясь к Саре, опуская ладони на спинку стула позади неё, обвивая в кольцо, Алфи жестом предложил ей присесть.

— Затушишь сигарету? — спросила Сара робко, несмотря на тот уверенный тон, что она произвела в голове, повернувшись в его профиль.

Она провела глазами нежную линию по его виску, скуле и подбородку, заново изучая под другим углом.

Алфи с ухмылкой гангстера, коим и являлся, несколько раз коротко покивал, прежде чем вынул из губ тлеющую папиросу, тыча её в прозрачную пепельницу, выпуская поток дыма в сторону.

— Что меня ждет? —тревожно бросила Сара, вызывающе глянув на Алфи, прежде чем взяться за спинку стула, обитого красным бархатом.

Соломонс посмотрел на Сару с удивлением — бедный, он никогда раньше не слышал, чтобы она использовала настолько боязливый тон.

— Для начала обед. — Сара вопросительно хлопая ресницами, опустилась за столик. Алфи подозвал официанта, заглянув в меню. — А дальше, как душа твоя захочет. — ответил он честно, не поднимая глаз.

— Тебе как обычно?

Сара переняла меню и, с пару секунд подумав, заявила вполне откровенное желание.

— Мне пикулей и пудинг с фруктовой начинкой.

Алфи сдержал улыбку, протягивая обслуживающему персоналу меню и откидываясь на спинку стула, испытуемо смотря на Сару.

— Ты расцвела. Прекрасно выглядишь, будто и не жена макаронника вовсе.

Сара промолчала. Ей хотелось сказать, что красота женщины порой зависит от того, как ней относится находящийся рядом мужчина, но промолчала, сочтя это не очень остроумным, ведь когда Алфи относился к ней замечательно, то она светилась ярче сотни светил.

— Зачем ты вызвал меня? Чтобы разузнать о моих новых вкусах и, вероятно, взглянуть на мой живот из любопытства? — чуть фривольно спросила Сара и повернулась к официанту, — Счет раздельный, если можно. При всем уважении, Алфи, мы,неевреи, не смеем тебя объедать.

Алфи на это фыркнул, улавливая её язвительное настроение.

— Я, собственно, проезжал мимо университета, и увидел красивую и несчастную молодую девушку, легкую и неземную, вожделенную мною, на фоне зеленой травы и синего неба… Да-а. — говорил он, смотря Саре в глаза, прищуриваясь, описывая её в светлых красках, — И спросил себя: Алфи, что ты наделал? До чего ты довёл этого ангелочка своей любовью? Ты же обломал ей крылья, дружок!

Саре показалось, что он раскаивается. Если Алфи вообще умел это делать, то делал именно так. Его сожаление было в опущенных надбровных дугах и сиротливых глазах.

Не могла же она достоверно знать, что он проезжал вовсе не мимо, а с прямой целью, чтобы на будущий учебный год устроить в университет одну юную леди, дочурку его близкого знакомого — ортодоксального еврея, с которой его сватали с того дня, как девочке исполнилось двенадцать лет и один день.

Сама же еврейская девушка, преблагодарная и заполненная счастьем, пообещала Алфи себя этим вечером в одном из номеров в «Regency». И отец её об этом, конечно, не узнает сразу. Это будет позже. А когда узнает, то подвинет веру и обычаи на второй план.

Сара прочистила горло, чтобы что-то ответь или вовсе уйти, но официант остановил её принесенным блюдом.

Алфи видел, что разговор не ладится с первой минуты и весь обед он предпочел плести о своих гангстерских сражениях, о чести и достоинстве, и много разного, что раньше производило на Сару должное впечатление, только бы она не ушла. Его старые-новые истории о бизнесе и законах вызвали у неё тошноту и жалость в одном купе.

— Наши с тобой прошлые годы — лучшее время, ты так не считаешь? Многие называют настоящее переломным в жизни страны и бизнеса-таки. На сцене американский блюз и «золотая молодёжь». А я гулял с тобой с тех дней, когда ты была ещё девчонкой и параллельно правил Лондоном, да-а. Я был чертовски неприкасаемым!

Алфи сказал это и бросил на Сару такой жалобный взгляд, что она почувствовала каждой клеткой тела его театральность, а горечь встала в горле.

Она вкусила маринованные овощи вперемешку со сладостью и подумала, стоит ли рассказывать Алфи о её предпочтениях, о том, что доктор услышал первое сердцебиение жизни, что росла в ней, и о том, как порой ей хочется прикончить Луку за то, что он смеет быть с ней заботливым и самым лучшим мужем на свете, которого только может пожелать разумная женщина.

Но Сара быстро поняла, что этим она только подпитает его самолюбие и свою слабость. Ей безусловно, как и любой некогда влюбленной душе, хотелось прижаться к Алфи, но прошлое обвило его, казалось, колючей проволокой с электрическим напряжением.