Алфи выбрался из машины, пропустив вперёд Фрэнка, что грел руки в его перчатках. Ухо мальчика горело алым пламенем. Войдя в дом матери, он открыл дверь, ведущую в чулан, и стал снимать с себя пальто и шляпу. Проверив за пазухой пистолет, он предполагал, что этот день не обойдётся без бойни.
Послышался спускающийся по лестнице шум мужских голосов. Лука был не согласен с предложением кузена, не желая покидать комнату и дом. Он смотрел с лестницы жалостливым взглядом зелёных глаз на изгибающуюся в постели Сару, которой казалось, что её тело разрывают на две части.
— Мама, как больно… как больно! — её сорванный голос был полон ужаса.
— Успокойся, милая. Успокойся, доченька… Это ненадолго, скоро всё закончится. — Иса взглянула на доктора, а потом на Таву, что неутешительно опустила глаза.
Голова Сары, мокрая от пота и взъерошенная, металась по подушке. Всё её тело разламывалось от боли. Ей казалось, что у неё болят даже ногти, даже кончики ушей, пальцы ног. Иса со слезами смотрела на дочь — она с радостью забрала бы всю её боль себе. Внезапно доктор Вудфорт отодвинул женщину в сторону и, содрав одеяло с ног Сары, деликатно ощупал плод изнутри, затылком чувствуя испепеляющий взгляд мистера Чангретты.
— Кажется, мальчик, и идёт тазом, к сожалению, — проговорил он задумчиво. — Второй ребёнок лежит головой.
Женщины встревоженно переглянулись. Дарби стоял у стены, бледный, взволнованный, и то и дело вытирал лицо от холодного пота. Сара поднимала голову, сцепив зубы, скулила точно побитый щенок и снова падала на подушки. Доктор напрягся:
— Попробуем поставить её на колени. Джентльмены…долой. — и махнул рукой в сторону присутствующих мужчин. Иса подхватила его предложение с энтузиазмом, помогая Саре сменить положение. Маттео попятился к выходу вслед за Дарби, но Лука не спешил уходить, наблюдая, как Тава вздёрнула вверх вымокшую ткань ночного платья на теле Сары. Сострадание буквально съедало мужчину.
— Luca? Luca, non ti serve qui. (Лука? Лука, ты здесь не нужен.) — уверял молодой человек своего старшего кузена, — Questo non è il nostro cammino! Lascia fare a donne esperte. Cosa intendiamo noi uomini nel parto? (Это не наша стезя! Предоставь это дело опытным женщинам. Что мы смыслим в родах?)
Лука ткнул в лицо доктора пальцем, и женщины подняли глаза на его устрашающее лицо.
— Если ты, лекарь ебАный, допустишь ошибку, знай… Я в любой момент достану тебя. И убью.
Маттео с силой выволок Луку, толкая его в грудь, пока тот предупреждающе держал палец на Вудфорта.
— La tua presenza qui non servira ‘a niente, Luca. (От тебя тут мало толку, Лука.) Andiamo al pub a bere qualcosa? (Лучше пойдём выпьем?)
Чангретта посмотрел на Маттео как на упавший метеорит, нехотя спускаясь по лестнице, подгоняемый другими мужчинами.
— Я её муж! — заявил он по-английски, зная, как Сара не любит, когда он говорит на родном языке, — Она — моя жена, которая рожает моего ребёнка. А ты… — хрипло проговорил Лука, ткнув пальцем в грудь себя, а затем Маттео, свирепо посмотрев на кузена и заострив и без того острые черты, продолжил, — а ты предлагаешь мне пойти в ебучий паб?! Va fa bocca di questo pub! (В рот я ебал этот паб!)
Маттео опустил плечи, и тут вмешался Дарби, опуская руку на плечо зятя:
— Ну что нам остаётся, отцам? Только ждать.
Мужчина сбросил с плеча руку отца жены:
— Vattone! (Да пошли вы!) — и, поправив пальто, выбрался на улицу в сопровождении своих людей.
Алфи, швырнув на крючок шляпу и шарф, проверил обойму револьвера, шмыгнул и, пригладив волосы, поспешил наверх, к Саре.
Дарби стоял под дверью и слушал каждый вырывающийся из спальни звук.
— Всё, ребенок идёт. — оповестил голос врача.
— Держите ножки, мистер Вудфорт! — проголосила Тава.
Показались ягодицы, затем ножки, и ребёнок выскользнул из утробы матери прямо в руки доктору.
Соломонс поднялся наверх, где, кусая ногти, базировался Сабини. Столкнувшись взглядами, переполненными взаимной враждой, мужчины потянулись за оружием.
— Если ты не возражаешь, дружок, то я хотел бы подождать здесь, чтобы просто убедиться, что с Сарой всё в порядке.
В миг Оттавио ударила мысль, что его дочь рожает вовсе не от мужа, а от мужчины, что стоял с ним под этой дверью двадцать лет назад. Их руки зависли над плечевой кобурой, повисшей на ремне, охватывающем плечи. Лица господ скривились в ожесточении, как в ту же секунду за дверью раздался громкий захлёбывающийся плач здорового ребёнка. Через мгновением за ним последовал чуть осипший, менее звонкий плач второго малыша. Алфи оказался в замешательстве, ровно как и Дарби, что не знал о двойном празднике.
— Мальчики! — завопила Тава, и стоящие под дверью мужчины переглянулись, их глаза встретились, и они, словно сговорившись, одарили друг друга совсем скромными улыбками. — Чудесные близнецы!