На самом деле для Сары существовал больше, чем один повод приезда к родителям. Сюда относилось и Рождество, как самый любимый её семейный праздник, и день рождения Фрэнка, удачно выпавший на первый день Нового года, неминуемо приближающаяся дата родов, а также предвзятое отношение Одри к Саре. Каждый раз, когда она смела вольничать, свекровь получала, кажется, неземное удовольствие напомнить ей: «Ты носишь ребёнка от главного мафиози, а не от какого-нибудь грязного недоделка, запомни это, девочка!» или «Этот ребёнок принадлежит не тебе, а клану Чангретта.»
На последнем приёме Доктор Барбо ударил грифелем карандаша на двадцать девятое декабря, но Сара перефразировала дату для Луки в семнадцатое января. Если бы она сказала правду, то прогорела бы её девятимесячная ложь. А сладкая неправда в свою очередь позволила Саре приехать в Лондон с надеждой на мать, которая обещала помочь ей выпутаться из этой сложной круговерти.
Лука не сразу согласился на эту далёкую поездку из-за беспокойства, мол, вдруг роды начнутся на обратном пути в Неаполь. Но Сара успокоила его и уверила, что чувствует себя замечательно и дорога ей не навредит. Она снова посмотрела в окно — родной Лондон вил плети памяти запахом сырой Темзы, низкими облаками и промозглым ветром. Она уже чувствовала аромат горького кофе с маленьких кофейн в округе, нотки сладкого хлеба из пекарни Алфи и лёгкий морозец, что будет румянить её светлые щёки. Душа её замирала, сердце клокотало, а мозг не знал, чему же это так радуется их обладательница — возвращению домой, пусть и на короткий срок, или человеку, которого ещё вчера она гнала от себя в бороздах памяти.
Сара посмотрела в окно и обвела глазами пустой пролесок, чуть усеянный колючим снегом, и снова погрузилась в размышления о доме…и Алфи.
Наверное, он удивится, увидев её такой — чуть более зрелой, с округлившимся животом и немного покосившимся лицом. Она и предположить не могла, что он и так много знал и ведал. Как Сара ест, как спит, как учится, ходит ли к доктору, встала ли вообще на учёт, негодяйка.
«Всё отеки!» — досадливо хмыкнула Сара, прикусывая губу, но не от временного неудобства всех беременных, а от мысли, что Алфи вообще-то предал её. Сначала она во всём обвиняла Луку, потом отца, затем Алфи, и только со временем поняла, что вся беда была в ней самой. Никто ведь не заставлял её быть столь наивной и влюбляться в Алфи, проводить с ним ночи в номерах, предаваться наслаждениям. После того, как Сара научилась получать удовольствие, то подсела на него, как на опиум, и каждый чёртов выходной нуждалась в новой дозе. Сара не думала о последствиях, и Алфи, несмотря на великий возраст, как ей думалось, тоже. Они упивались друг другом, а остальное могло подождать.
Её нутро рвалось к нему с каждым километром приближения к дому, а разумный кто-то, сидящий в черепной коробке, напоминал ей о прошлом, что оставалось не испитой до дна истиной.
Машина, спешащая в город, подпрыгнув на кочке, накликала на Сару лёгкий спазм, что заставил её живот затвердеть, а саму девушку напрячься всем телом и издать притуплённый вздох. Лука поднял навострённый взгляд на жену и с беспокойством будущего отца спросил:
— Что такое?
Сара, натянуто улыбнувшись, тряхнула рукой, и Лука прочёл этот жест как «ничего, я в порядке». Тогда он подался вперёд и хлёстко ударил сидящего за рулём Маттео по шее, заставив того униженно взъерошиться.
— Ты что, дрова, блять, везёшь? Мягче со сцеплением.
Маттео обиженно продолжил путь. Такие унижения со стороны кузена участились.
— За что ты его, Лука? — возмутилась Сара, и итальянец, вставив в рот тонкую зубочистку, прикоснулся к её руке.
— Порядок должен быть во всём, любовь моя.
Смочив розовые губы, Сара несмело начала, смотря на мужа с укором:
— Маттео здесь не причём, ясно тебе?
Лука откинул газету и внимательно посмотрел в лицо жены, сдерживая улыбку из-за её насупившегося лица.
— Да, ясно.
Отложив чтение, он приблизился к её губам и коснулся их, опустив жилистые руки на её бедра.
— В такие моменты я невыносимо хочу тебя. — эта фраза была лезвием, что вспарывало Сару непринятием. Дослушав его, она проглотила омерзение. С того дня, как она сказала ему, что ждёт ребёнка, Лука отказался касаться её в сексуальном плане во избежания, как он выразился, жестикулируя рукой, потерь. Сначала он ходил к Доре, как к своей законной жене, и не замечал, что она упивается лауданумом, чтобы спать. Потом честно подумывал о левом береге, но так и не решился доплыть до него из-за любви к Саре.
Девушка, отмахиваясь, покивала, чувствуя губы Луки на своей шее. Шляпа его давно съехала, а идеальные брюки росли в области паха множеством складок.
— Знаешь, — вставила она, словом отталкивая от себя мужа, — Доктор на приёме услышал ещё одну пульсацию.
На самом деле она врала, и доктор услышал пульсацию гораздо раньше.
Поправив шляпу, Лука уставился на Сару, как на восьмое чудо света, соображая, вытягивая ниточку связи.
— Да, он говорил и раньше, что это «детское место»?.. Или как правильно?
Мужчина прищурился, пытаясь понять, к чему ведёт девушка.