You love me anyway (SORORATE) (СИ)

После того, как душа Тавы покинула тело, Алфи, убедившись в этом, принялся сразу же открывать все окна в доме. Он попросил близнецов выплеснуть все емкости, где была жидкость, предварительно узнав у Сары, какой они веры.

Сара пожала плечами, мол, мальчики не крещёные. Она подумала, что будет лучше, если они сами выберут вероисповедание по мере сознательности. Алфи понимающе хмыкнул и попросил её занавесить зеркала и картины, а после — отвезти детей домой, чтобы они ничего не увидели. Сара видела, как Алфи титанически спокоен, даже почти холоден, но это было только реакцией на стресс. Она покорно собрала детей и забралась в машину. Уложив их и оставив под надзором дедушки, вернулась в дом уже с матерью.

Алфи опустил тело Тавы на пол, свёл руки и ноги, накрыл её лицо белой тканью, после чего прибыли еврейские господа и дамы. Одна из женщин села рядом с телом и стала читать священную книгу. После всех приготовлений, вроде омывая тела, процессия отправилась на кладбище. Похороны состоялись глубокой ночью.

Ближе к рассвету все стали покидать пристанище усопших. Сара понесла руки к плещущейся из кувшина воде, но Алфи, оказавшись рядом, перехватил одну из её влажных ладоней и сказал:

— Омой каждую руку трижды, так?

Сара сделала, как велел Алфи и потянулась за носовым платком, чтобы просушить руки, но он снова коснулся её дрожащей ладони.

— Нельзя вытирать руки, любовь моя, дабы продлить память о происшедшем.

Сара лишь растерянно кивнула, касаясь его надорванного по левой стороне воротника, говорящем в еврейском обществе о том, что Алфи сегодня схоронил родителя.

— Я хочу видеть тебя, — сказал он тихо и, заметив замешательство на её лице, спокойно вторил, стирая с её щеки слезы своей мокрой рукой, — Когда вернусь через семь дней — хочу видеть тебя, видеть тебя в моей постели.

Тысячу нейронов колыхнулись в теле Сары, но не взорвались, и она ропотно забегала глазами по его лицу.

— Пока меня не будет, собери вещи. Я дам тебе помощника, он поможет тебе перевезти всё ко мне домой.

Сара бегала глазами по его лицу и пыталась что-то возразить, но Алфи ей не позволил.

— Подготовь мальчиков, поговори с ними, я не хочу травмировать их, когда вернусь.

Алфи коснулся её плеча и пошёл дальше, к тем людям, с которыми он должен быть. А Сара, проводив его взглядом, перевела взор на мать, которая изнемогала от горя.

Покинув кладбище последними, Сара и Иса окинули взором отдаляющуюся еврейскую процессию и остановились у машины, которая, судя по всему, поджидала именно их.

Из неё выбрался мужчина с большими светлыми глазами и доброй улыбкой.

У него были темно-каштановые волосы, небрежно закинутые на правый бок и коротко выбритый затылок. Приличный костюм-тройка вызывал восхищение, а тлеющая в пальцах сигарета придавала его внешности особо шарма.

— Это вы — Сара? — его уверенный голос расколол могильную тишину и завывание ветра.

— Да, а вы?.. — Сара осмотрелась, чтобы убедится в собственном существовании после столького пережитого и приблизилась к машине, дабы лучше рассмотреть лицо мужчины, но сырые туманные сумерки ещё не рассеялись.

— Я — Томас Шелби. — джентльмен протянул светлую неширокую руку и Сара приняла её, перебарывая дрожь. Касание оказалось необычайно мягким и в какой-то мере целительным, от чего по жилам Сары побежало непрошеное тепло.

— Алфи — мой старый друг, и он просил сопроводить вас в это неспокойное для всего мира время.

Сара понимающе кивнула: — Я — Сара Чангретта. Это моя мать — Иса. Неспокойное время связанно с процветанием фашизма, как я слышала?

Том чётко услышал её фамилию, но не вопрос. Эта была та самая Сара, жена Луки Чангретты, жизнь которого прервалась по его воле. Томас тут же впился в её черты и привыкающие к серому утреннему мраку всё чётче обрисовывали на сетчатке знакомое ранее лицо. Именно эту девушку он подвозил однажды будучи совсем ещё школьницей. Её он видел в лаборатории и вёл переговоры с её маленьким братом. Том неожиданно осознал, что их судьбы сталкивались дважды, тем или иным образом. Третий раз обещал быть самым верным.

— Фашисты объявили настоящую охоту на состоятельных евреев, считая, что они разваливают экономику.

Том увел Сару и её мать с кладбища, посадил в свою машину и, опустившись напротив, кивнул сидящему за рулём мужчине.

В машине Иса дала волю слезам, которые сдерживала на людях. Томми молча смотрел в окно, озираясь, позволяя женщинам выплакаться, понимая, что это пойдет им на пользу. Всем женщинам было полезно иногда проплакаться. Это было самым надёжным средством избавиться от удушающей боли. Когда Том взглянул на Сару, то невольно подумал, что у нее, вероятно, слишком много всего накопилось на душе, протягивая припасенную на подобный случай бутылку джина.

— Я слышал, итальянские дамы предпочитают джин?

Сара благодарно переняла бутылку и протянула матери. Та сделала пять жадных глотков и снова заплакала.

— Вероятно, но мы английские леди. — заметила Иса через слезы, что затекали ей в рот.

Том улыбнулся: — Тогда в следующий раз я приду к вам с бутылкой виски, миссис Сабини.