You love me anyway (SORORATE) (СИ)

— Тебе бы стоило поучиться, чем цеплять на себя всякую херь! — сдёрнул он лямку её ночнушки, и Сара рывком откинула его ладонь с плеча, обжигающую, но уже просто кожу, а не душу. — Сними и не позорься! — чеканил он приказывающим тоном, но Сара не поддавалась дрессировке.

Алфи вырвал гребень из её волос, и, аккуратно собранные в пучок, они рассыпались по плечам, превращая её в беззащитную девушку.

— Какая же ты нежная, юная-таки, под этой дряной оболочкой, — запустил он пальцы в её пряди, не отказывая себе в удовольствии вдохнуть аромат её мягких волос.

Сара мотнула шеей, чтобы оттолкнуть его от себя. Она оставалась крепким орешком даже тогда, когда Алфи выхватил из кармана брюк носовой платок и грубой сухой тканью попытался смазать тёмную и броскую линию карандаша с век. У него получилось, и, удовлетворённый, он вернулся на место.

Сара воинственно выпрямилась, поправила лямки от ночного платья и, выровняв макияж, взяла в руки ножницы. Ей хотелось отстричь те участки, которых касался Соломонс, на которых остался его запах.

— Я не желаю тебя видеть в своей жизни, — заметила она, и щелчок прошедшихся по светлым локонам лезвий ножниц разрушил тишину, — разве только в случае крайней необходимости, — прядка сиротливо упала на столик, а глаза Сары налились солью слёз. — Ты отвратителен после того, на что пытался толкнуть меня, любящую и преданную тебе, — скрежет ножниц заменял паузу, а Алфи всё смотрел, закипая злостью, медленно моргая, слушая обвинения с пустым лицом, видя, как пряди падают и утаскивают за собой прежнюю Сару.

Внутренняя, далёкая и потаённая надежда вернуть её, когда всё утихнет, таяла с каждым щелчком ножниц.

— Когда я думаю об этом несчастном ребёнке… — она указала на низ платья, — О том, во что ты втянул меня и его только потому, что я была влюблена в тебя гораздо больше…

Она не смогла закончить мысль, потому что голос предательски дрогнул и пропал.

— Словом, я намерена отказать тебе в данном тобой обязательстве Таве, как бы я сильно не любила её и не уважала, — заявила Сара, взмахивая новой причёской и новой собой — такой, какой её сделал Алфи, обездоленной на самом деле.

Соломонс не мог поверить в то, что слышал. Всё казалось каким-то большим нелепым вздором, когда маленькая девочка ухватила роль во взрослой драме, которую не может вытянуть. Мало мастерства.

— Мне кажется, ты только обрадуешься такому повороту событий. В конце концов, как ты сам дал понять, по законам какой-то там «Торы», которые где-то, так ты боишься нарушать, что это только мой «неверный» ребёнок, а мой «неверный» ребёнок должен расти исключительно в моём «неверном» обществе.

Алфи долго смотрел на Сару, шевеля жвалами под бородой. Наконец, он встал с места и хотел приблизиться к ней, коснуться её, чтобы успокоить и всё объяснить. Сара, почувствовав некий страх, вскочив со стула, схватила ножницы и сжала в руке.

Алфи спокойно посмотрел на неё, как на обезумевшую, как на мать, борющуюся за своего ребёнка.

— Если ты попытаешься навредить мне, клянусь, я пойду прямо к отцу или к Луке. Разницы никакой! Отец ходит под ним, я знаю. Если ты тронешь меня, я обрушу на твою голову столько неприятностей и проблем, что твоя винокурня превратиться в большой костёр, чтобы согреть тех богов, которым ты постоянно молишься! Твоё чисто бандитское — убивать с понедельника по пятницу, а по выходным торчать в Синагоге и замаливать свои грешки! Я рожу этого ребёнка, и ты сможешь видеть его только как в выездном зоопарке — раз в год и то через забор!

Высказавшись, Сара плюхнулась за стол, стараясь сдерживать дрожь, подравнивая пряди.

Алфи в неприятном удивлении смотрел на Сару, на её вздымающуюся от гнева грудь и хлопал глазами. В голосе её не звучало больше забавных детских ноток, только неукротимая страсть и воля.

— Да, да-а, — наигранно согласился он, разводя руками, подвешивая трость на спинку стула, готовясь к броску. — Я обязательно куплю ебучий билетик через год-другой, если мне будет не насрать!

Алфи понял, что Сара обладает сильной волей, но он понял это слишком поздно. Угроза, женская угроза, брошенная его гангстерскому самолюбию, и доминирование женщины над мужчиной в последней фразе стали для Алфи точкой невозврата взрыва гневной энергии, скопившиийся за этот день.

Он искреннее недоумевал, как какая-то женщина смеет поднимать бунт и решать, будет ли он иметь какое-либо дело с собственным ребёнком.

Алфи подошел к Саре, подхватывая её под руку, вырывая из рук ножницы и швыряя их в стену.

— Что ты!.. — вцепилась она в стол. — Отстань!

Алфи сжал ее руку сильнее, и потянул к себе. Этот взгляд, близкий, тесный, наполненный взаимным непониманием, глаза в глаза повис между ними, заменяя слова.

***

Лука Чангретта вошёл в собственную винокурню, где изготавливали джин, втягивая аромат перегонки солода.

Расправив плечи и сложив руки, облачённые в перчатки, он с мрачной улыбкой встретился глазами с Томасом Шелби. Стоящие позади Луки подручные вооружились и надменно ухмылялись.