You raped my heart (СИ)

У Трис все будет хорошо. Жизнь лишила ее выбора. У Трис есть Четыре. Кристина — не Приор. У нее все сложнее. И как бы ни стало на душе лучше от простого разговора, в чем-то сокровенного, от осознания, что все-таки то самое тепло в общении все еще есть, Кристине паршиво. Она не может переварить в себе предательство, она не знает, что ей делать. Ей не хватает простой человечности, не хватает опоры и поддержки. Девушка знает, что тянется к Юраю. Встречает его в коридорах, комнатах или тренировочном зале и провожает его спину долгими взглядами. Иногда он смотрит на нее. На расстоянии, сдержанно, редко, и в такие моменты девушка чувствует, что еще не все потеряно. Но любая попытка подойти к нему – все. Слишком много незнакомых людей, слишком громкий чужой смех, слишком тесная сплоченность компании. Кристина лишь кусает губы и совсем не знает, что ей делать.

Она чувствует себя потерянной, забитой, морально изломанной. Кристине это не нравится. Она не такая. Не должна такой быть. Она иная, конечно же. Была когда-то такой. А теперь этого нет. Ее раздражает собственная слабость и беспомощность, ярая нужда в ком-то. Иногда Кристина с ужасом осознает, что подойдет любой, кто проявит к ней хоть какое-то тепло. Тори Ву иногда смотрит на нее с жалостью. Внутри Кристины все перекашивает. Не надо. Не так. Трис Приор всего не знает. А Юрай Педрад по-прежнему держит дистанцию.

Проходит несколько недель после нападения Эрудиции и ее солдат, после той страшной правды, вывернувшей все внутренности наизнанку. Жизнь входит в привычное русло. Такое обыденное, даже спокойное. Многие удивляются, почему обе стороны бездействуют. Чикаго словно таится. Вот-вот и бах, и взорвется миллиардами осколков. Кристина понимает, что не хотела бы при этом присутствовать. Слишком опасно, слишком неразумно, почти дико. Девушка не обращает внимания на других. Просто живет. И вязнет. Ее жизнь превращается в жаровню ада, и полыхает страшный огонь внутри. Мир кажется черным, словно его окутывает дымка, сизая, непроглядная, плотный туман. Кристина клонит голову набок и берется за оружие. Сталь в ладони успокаивает. Но лишь на время. Мнимое пристанище. И тогда Кристина приходит к выводу, что у нее депрессия. Противное такое слово, слишком научное. Она даже может услышать как чеканным, поставленным докторским голосом его произносят Эрудиты. И тянет встряхнуть плечами. Но это она самая. Вязкая, противная, сдавливающая горло. Кристина не плачет. И ей кажется это странным. Держит эмоции в себе, давится ими, захлебывается, но виду не кажет. Знает, что скоро ее переполнит, что скоро она лопнет как воздушный шар, вобравший в себя слишком много гелия. Раз и все. И тогда ничего не останется. Ни выбора, ни жизни, ни даже смерти. Лишь пустота.

Кристина понимает, что ей нельзя спускаться на один из нижних этажей, где собралась незнакомая компания, где приглушенно играют ритмичные биты музыки, где слишком много алкоголя. Эвелин Джонсон не знает об этом месте, иначе бы давно прикрыла. Кристине рассказывает Тори Ву, затягиваясь очередной сигаретой. Когда в глазах девушки вспыхивает подозрительный блеск, женщина жалеет о своих словах. Но их не вернуть. Кристина загорается шальной идеей. Она думает о том, что ей надо расслабиться, встряхнуться, почувствовать себя в относительном комфорте. Плавные биты музыки, алкоголь в крови — что может лучше этому поспособствовать? Кристина уверена, что ничего.

Помещение большое. Стены разрисованы цветными граффити. На них — лозунги о свободе, звучные речевки, изображения черепов, символы фракции. Кристина видит символ Эрудиции, запаянный в цепи. Это почему-то заставляет девушку улыбнуться. Колонки стоят по всему помещению. Большие, громоздкие. Из них — странный, дикий ритм, режущий барабанные перепонки, громкими битами отдающий в самых костях. Как-то непонятно осознавать, что у афракционеров есть все это. И техника, и возможность развлекаться. Кристина быстро понимает, что это помещение обладает звукоизоляцией. Музыка так орет, что ее точно способен слышать весь штаб. Тем лучше. Джонсон и так не дает никакой жизни, всех строит, навязывает свой распорядок. Робот. Но не все такие, как она.