You raped my heart (СИ)

Мэттьюс поворачивает голову, бросает взгляд на мужчину, мягкий, будто материнский. Эрик и не знал, что эта женщина умеет так смотреть.

— Все это требует больших сил. Все эти идеи, их реализация. Это так трудно, Эрик, чтобы каждый понял, насколько важно то дело, которым я занимаюсь, как этому городу необходимо единство. Сами люди страдают. Война — это плохо. И войн не должно быть.

Мужчина думает о том, что Джанин Мэттьюс говорит с ним, словно с несмышленым мальчиком, который совершенно не знает о том, как устроен мир. Его это задевает. Возможно, даже по-детски. Злит. А вот это совершенно точно по-мужски. А женщина, тем временем, огибает стол, опирается о него бедрами, так, что Эрик отлично видит линию ее ног, прикрытых темно-синей юбкой до колен, и острые шпильки лакированных туфель. Джанин Мэттьюс выглядит утонченно и элегантно — эту женщину даже можно было бы назвать красивой, если бы ее взгляд не был таким колючим.

— Так вот, Эрик, — продолжает лидер Эрудиции, — ты можешь гарантировать мне свою верность?

Эрик не мнется, Эрик отвечает тут же.

— Могу. — Если может Макс, то может и он.

Джанин смотрит на него с легкой улыбкой на губах, потом едва видимо кивает.

— Хорошо, очень хорошо, — тянет она, едва елейно, и эти новые, только что появившиеся в ее голосе интонации отчего-то Эрику совсем не нравятся. — И для того, чтобы быть в этом абсолютно уверенной, я решила все твои проблемы.

Эрик моргает. Глухо и непонятно.

— Что?

Мужчина слышит свой голос будто издалека, странный, чужой, не принадлежащий ему.

— Я говорю, что ты свободен ото всех своих проблем, — терпеливо повторяет Джанин Мэттьюс, а потом добавляет с обманчивой, змеиной добротой, — не стоит благодарности, — и улыбается.

Эрик чувствует, что в груди встает ком, нарастает и давит, грозя порвать кости, мышцы и кожу. Эрик знает, что все это значит. И сердце ухает вниз. Пафосно и помпезно. Как в дурацких книжках. Но так ощутимо. До боли за грудиной. Он и не знал, что-то место у него может болеть. До этого момента. А в ушах все стоит хорошо поставленный, почти ораторский голос Джанин Мэттьюс.

Ты свободен ото всех своих проблем.

Когда приходит осознание, Эрику хочется кричать.

========== Глава 43 ==========

Гул торопливых, резких, размашистых шагов разносится по всему коридору, отдается отзвуком на лестничных пролетах, которые Эрик преодолевает с поразительной быстротой. Он идет как стрела, целенаправленно, так, что люди, попадающиеся на пути, почти отскакивают в сторону. Только взглянув в глаза мужчине, перечить не захочется. Он — камень, спаянный изо льда, черный, словно густой дым, и взгляд у него такой. Страшный-страшный. Зверь. Не человек. Лютый, лихой, безмерно опасный. Эрик старается держать себя в руках. Не думать. Идти. Бежать. Нестись. А чертов коридор все не кончается и не кончается. Не кончается, сука. Эрику хочется орать, орать так, что задрожат стены. Нет, не думать. Не думать до тех пор, пока не увидит сам, пока не удостоверится в тех мыслях, что роятся в его голове. Глупо, конечно, как в детстве, но так проще. Взрослый человек где-то внутри знает, что все так, как он думает. Это ведь реальный мир, детка. Грязный, вшивый, продажный, лицемерный, скотский, блядский. И он — одна из последних тварей. А твари, как известно, не ходят в белом, и сопливого счастья у них не бывает. Лишь темень и чернота. О да, Ад его ласкает.

Эрик вспоминает слова Джанин Мэттьюс, этой дорогой, вышколенной и умной женщины, ее ядовитую улыбку на губах, ленивое движение рук и глаза, в которых такое удовлетворение всем тем, что она из себя представляет. Мэттьюс кичится своей кровавой империей, построенной на костях фракций, их жителей и всего города. Она сидит во главе стола, за которым трупы. Мертвецы смотрят на нее пустыми глазницам, раболепщут гниющими языками. А ей так нравится, так по сердцу этот мертвый мир. Такое блядство. У Эрика давит в груди, и шум в ушах нарастает. Ощущение, словно тебя подвесили вверх тормашками, и вся кровь прилила к голове. Джанин рассматривает свои ухоженные ногти на руках, никогда не знавших оружия, и произносит один сакраментальный монолог. Монолог, который заставляет задуматься о том, что он, Эрик, не только скотина и сволочь, а еще и человек. Это все боль за грудиной. Такая зудящая, ноющая, готовая прорваться сквозь все щели, когда тормоза сорвет.