Читаем З часів неволі. Сосновка-7 полностью

Балачки тривали ще якийсь час, а потім гурт розбрівся по бараках з твердим наміром продовжити співи завтра або коли захочеться. Я взяв під руку Польового і відокремив від гурту:

— Пане Омеляне, ви знали Тараса Чупринку?

— Знав. Ми зустрічалися на нарадах. Було це нечасто. Тоді, коли треба було обдумати чи узгодити якусь загальну проблему.

Конспірація вимагала найменше особистих зустрічей з командиром УПА.

Кожен з обласних командирів галицьких областей мав фактично повну самостійність і відповідав за особовий склад, його забезпечення, збереження і операції. Ми більше підтримували зв’язки по горизонталі і часто з обласними провідниками та військовими командирами самі домовлялися про спільні дії, а Шухевичу надсилали наші звіти. Спочатку була централізована субординація, але що далі, то ставало важче, і того ініціятива поступово опускалася вниз.

— У що були зодягнуті ваші повстанці?

— Була загальна уніформа УПА. Її шили і з німецької, і з совітської уніформ і з тканини. Часом її не вистачало і тоді штани носили німецькі чи совітські, а кітелі наші. Часом і того не було. Найважливіше — це картуз. Він завжди був наш. Проте часом бувала потреба замаскувати повстанців і тоді одягалися в різний цивільний одяг і ховали зброю. Ми знали, що з огляду на міжнародні закони про війну УПА як військова формація поневоленої нації, що бореться проти окупацій, повинна, по-перше, мати уніформу, по-друге, відкрито носити зброю і, по-третє, мати єдине командування, якому підпорядковані збройні загони і яке відповідає за їхні військові дії. Ми відповідали цим міжнародним вимогам і тільки в окремих випадках відходили від них.

— Наприклад?

— Наприклад, для розвідки або коли треба було зовсім непомітно перевести сотню в іншу область. Від 1947 року після другого переводу частини УПА на Захід і децентралізації всієї національно-визвольної боротьби, таких випадків ставало більше.

Ми попрощалися.

“Сексот” Білокобила

Якось були привезли з Харківської области Миколу Білокобилу, засудженого за антирадянську агітацію і пропаганду. Було йому років 25–27, стрункий, мав правильне продовгувате обличчя, світло-сірі очі й темно-русе волосся (щоправда, всі ходили стрижені, то колір волосся не дуже був помітний, та як відростало з сантиметр-півтора можна було роздивитися). Харківський обласний суд засудив Білокобилу до п’яти років таборів суворого режиму. Продав Миколу товариш по роботі. Після суду харківські чекісти довго намовляли його на співпрацю. І зрада друга, і це намовляння викликали в нього люту ненависть до сексотів. Його охоплював жах, що йому ж пропонували таку роль. Думав, що може хтось в його становищі погодився на співпрацю і приїхав у табір сексотом і тепер ходить поміж чесних людей, підслуховує й доносить!

О, santa simplicitas! (О, свята простота!) він ще не знав, що політика — це така справа, яка часто примушує й порядних людей до брехні, лукавства та різних хитрощів. Боротьба між націями надзвичайно складна. Вона відбувається у всіх сферах людської діяльності, і кожен народ у боротьбі за виживання застосовує всі методи, які тільки спроможний вигадати. Просто у цій боротьбі ставки занадто великі — доля нації. Тож патріот, що готовий віддати життя за націю, мусить мати величезний діяпазон способів, які можна і використати перед тим, як піти на смерть!

В індивідуальному житті для шляхетної людини гідність дорожча за життя, і для збереження гідности людина йде на дуель. А в політиці, де йдеться не про особисте, а про свободу чи рабство, життя чи смерть цілої нації, коли патріот перетворює себе в інструмент боротьби, — він, ясна річ, іде на будь-яке лукавство й брехню, аби обдурити ворога з метою перемоги.

Розхожа фраза твердить: політика — брудна справа. Для кого брудна? Для обивателя — так. А чи є брудною справою для націоналістичного повстанця хитрощами й обманом заманити взвод енкаведистів у засідку і всіх перебити?! Чи є брудною справою українському повстанцеві одягтися в уніформу совітського офіцера під чужим ім’ям з партквитком комуніста пролізти в ад’ютанти генерала (наприклад Ватутіна) й передавати повстанцям інформацію про маршрут його руху?! Навпаки, це вищою мірою героїчна діяльність. Тобто брехня й лукавство в одному випадку є підлість, в іншому — дозволений моральний спосіб дії. Все залежить від того, для якої мети вдаються до обману й лукавства.

Білокобила не замислювався так глибоко. Він простий щирий чоловік і людей ділив на порядних і падлюк-сексотів. Перші — це він і всі чесні зеки, другі — це плазуни й бридкі слимаки, що гідні плювка й презирства — і більш нічого!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное