Читаем З часів неволі. Сосновка-7 полностью

З весни 1943 року польські напади на наших селян почастішали. Кілька місяців боронилися, а потім після одного випадку терпець урвався, і ми перейшов в наступ. Командир УПА-Північ Клим Савур дав наказ роздавити польських шовіністів, і ми непогано почистили волинську землю.

— А що то був за випадок?

— Випадків жорстоких катувань поляками наших селян було багато. Може, й той не був першим, але коли побачиш своїми очима, то це вражає глибше, ніж статистична інформація.

Отже, в одному селі, здається, між Сарнами і Рафалівкою, за словами Івана, був молодий патріотичний священик. Під час руху за переведення церковних приходів до Української автокефальної православної церкви він один з перших на Волині це зробив. Селяни його любили, бо був справедливий і невтомно навчав дітей і дорослих вірі Божій. У селі на 250 хат було близько 50 польських. До костелу вони ходили в сусіднє село. Одного разу в середині літа якась польська група ввечері заарештувала священика й кудись повела. Всю ніч його мордували, вимагаючи вихреститися на католика. Він відмовився. Тоді викололи священику очі, вирізали на всі груди великого тризуба, вранці виштовхали на шлях і наказали йти в село. Він ішов напівроздягнений, криваві смуги здертої шкіри вимальовували тризуба. З очей сочилася кров і сукровиця. Навколо ран дзижчали мухи.

Коли увійшов з витягнутими вперед руками — як зазвичай ходять сліпі — до села, якась жінка, що поралася на подвір’ї, впізнала священика, підбігла до нього, залементувала на весь куток й повела далі, до церкви. З кожної хати вибігали жінки й чоловіки, плакали, лаялися і йшли услід за своїм священиком-навчителем. Заки дійшли до церкви, то й усе село зібралося.

Священик розповів, як його мордували: за те, що любить Україну, сумлінно служить людям і не зрадив православної церкви.

— Люди кипіли, пане Левку, кипіли від люті. Жінки плакали. Чоловіки наперебій кричали: “Караймо ляхів!”

Усіх попросив стишитися старий чоловік і заговорив:

— До нас доходили чутки про польські знущання над українцями. Кілька хлопців пішло в УПА. Хтось десь там далеко від нашого села воює. Ми сподівалися, що лихо обійде наше село стороною. Не обійшло. Прийшло сюди. Мусимо взятися власними руками себе захищати. Настала пора і для нас.

— Що тут довго балакати? — гукнув інший. — Розбігаймося по хатах, берімо зброю, у кого яка є, і збираймося сюди, а звідси підемо й винищимо геть усіх поляків!

— Покарати! Спалити! Винищити! Викорінити геть з нашої землі проклятих ляхів! — лунало звідусіль.

Священик змучений, закривавлений, зблідлий не здужав стояти і його з обох боків підтримували два дужих парубки. Коли загальний гамір трохи вщух, священик подав знак, що хотів би щось сказати. Село вмовкло. Він слабким голосом мовив:

— Господь дав нам цю землю. Я благословляю вас на захист її від давніх лютих ворогів! Благословляю вашу зброю! І за гасло Сенкевича “Огнем і мечем” відплатимо нашим вогнем і мечем! Переможіть!

— Благословляє! Благословляє! Благословляє зброю на перемогу, — переходило з вуст в уста від ближніх до тих дальніх, до кого не дійшов слабкий голос їхнього духовного отця.

За годину знову зібралося ціле село біля церкви, тільки тепер озброєне чим попало — від карабінів і гвинтівок до сокир і ломів. Хтось пішов просто до польського кутка й там, спостерігаючи за поляками, чекав на прихід озброєного села. А воно насувалося, мов чорна невідворотна хмара, на приречений польський куток. Услід за чоловіками, трошки відстаючи, йшла велика юрба жінок і підлітків.

Хтось із поляків встиг утекти. Решту натовп перехопив, перебив, запалив хати й не відступив, доки не залишилися самі головешки. Їх залили водою й тоді розійшлися по хатах. А назавтра організували чоту і самооборону. Чота пішла в ліс і її включили до сотні УПА, а з сільською самообороною встановила зв’язок місцева кущова теренова боївка. Село, можна сказати, перейшло на військовий стан. Казали, що ця подія швидко дійшла до Клима Савура і була останньою краплею, що перевершила його терпіння і штовхнула видати наказ про розправу з поляками.

— У час попереднього слідства, — згадав я, — львівські слідчі питали моєї думки про цю різанину. Я відповідав, що українці, слава Богу, не телята і тому, коли поляки почали знущатися і вбивати українців, то цілком логічно й законно було на польську зброю відповісти українською зброєю. Стародавні римляни казали: wim vi repellere licet (на силу слід відповідати силою).

— Ми правильно зробили, — продовжив Ільчук, — що звільнилися від поляків. Хоча якщо подивитися з боку, то інакше й діяти не могли. Просто здається, що сама доля України вела нас до цього, а ми тільки виконували ту небесну програму. Відчуваючи цю волю, я не жалів ворогів.

— А як боївка зимувала?

— Було по-всякому. Спочатку за німців люди були цілком наші і, траплялося, заходили на віддалений хутір і всю зиму проводили на хуторі. Їжу заготовляли з осені, спали в сіні, у хаті й на горищі.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное