Читаем З часів неволі. Сосновка-7 полностью

Було це після XIX хрущовського з’їзду КПРС. Вони тоді вирішили трохи зменшити безсовісну одіозність так званої літератури соціялістичного реалізму. Ви ж, либонь, чули, що після XIX з’їзду Шолохову дозволили поїхати за кордон. Його там спитали, що таке метод соціялістичного реалізму. Він відповів: це метод, який виправдує комуністичну дійсність. Я не розумію Шолохова. Що означає така оголена правдива відповідь? Або він теоретичний анальфабет і зовсім не читав теорії соціялістичного реалізму, або він політичний диверсант і, користуючись нагодою, вирішив дати під саме дихало комуністичним теоретикам літературного методу соціялістичного реалізму.

— Пане Левку, — каже Леонюк, — ми щойно говорили про неокласиків Філіповича, Драй-Хмару, Зерова, Бургардта (Клена), Рильського. Перших чотирьох москалі знищили, Рильський залишився живий і прославляв Сталіна. Коли настала хрущовська відлига, він відразу взявся оприлюднювати заборонених авторів. Мав великий авторитет і зробив так багато за 1956–1957 рр. та першу половину 1958 року, як ніхто б інший не зробив. Який варіянт був би найкращий для України: так, як сталося — бо ж після 1956 року було кому скористатися віддушиною і надрукувати багато раніше заборонених авторів, чи краще б у 30-х роках розстріляли всіх неокласиків? У другому випадку нікому було б писати. “Із-за гір та з-за високих сизокрил-орел летить…” — та інші холуйські вірші про Сталіна?

Його, Рильського, окупанти зробили рупором української інтелігенції, і цей рупор на весь світ вихваляв становище в Україні. А не було б його, світ би знав, що винищена вся творча інтелігенція, отже, Україна не вільна, а колонія. Колонії допомагали б стати незалежною державою, як допомагали іншим десяткам і десяткам колоній стати самостійними.

— Ви знаєте, — кажу, — Юрко Литвин, з яким я постійно обговорюю літературні проблеми, ставить питання руба: свідомий пишучий український патріот (націоналіст) не повинен співпрацювати з окупаційною пресою, тобто він повинен не друкувати своїх статей будь-якого змісту в газетах окупаційної влади. Він питає:

Як ставиться радянська влада до тих українців, які друкували свої статті в українських газетах, що виходили за німців? І відповідає: називає їх зрадниками, зовсім не входячи в зміст статей. Самого факту друкування статті в окупаційній пресі достатньо для звинувачення у зраді. Цей самий аршин Литвин прикладає й до московської окупації України: кожний українець, що друкує свої статті в радянській комуністичній окупаційній пресі, є зрадник українських інтересів. Якщо ви поділяєте цей підхід Литвина, то тут і відповідь на питання про ставлення до неокласиків.

— Він правий, — каже Христинич. — Чіткість принципів — велика справа. Вона вберігає від блуду й коливань.

— Думаю, що зло, яке Рильський завдав Україні, — каже Гасюк, — значно більше від того добра, яке він зробив Україні після XIX з’їзду КПРС.

Леонюк по суті з Гасюком погодився.

— Позиція Литвина, — продовжив я, — красива своєю простотою і ясністю. І все-таки я прихильник іншої тактики. Німці були недовго в Україні, тому не співпраця з їхніми газетами — це короткий період часу. Зовсім інша справа московська окупація. Журналіст, а особливо, письменник — це дар від Бога (чи природи). Письменник мусить творити, як жінка мусить родити. Можна примусити одного-двох не писати твори, але примусити всіх — неможливо. Їх можна примусити помовчати два-три роки, але примусити замовкнути назавжди — це вбити те, чим Бог обдаровує далеко не багатьох людей. Шкода, що Україна так довго під окупацією, але не можемо ігнорувати людську природу. Якщо ми будемо ухвалювати рішення проти людської природи, такі рішення не будуть виконані. Я рішуче і категорично проти творення і публікації антиукраїнської ідейної отрути, але я не проти публікації в окупаційних періодичних виданнях патріотичних статей.

— І тоді, — кинув Христинич, — комуністи скажуть: ми — демократи, дозволяємо друкувати в наших газетах критичні статті. І це показує комуністичний режим у пом’якшеному вигляді.

— Кому показує?

— Закордонню.

— Закордоння має про Союз різну інформацію, а нам важливо казати правду нашим людям, а наші люди, читаючи совітські газети, вишукують у них краплинки критичної думки, і якщо знаходять — раді. Будучи самі в тихій опозиції, вони раді зустрічати опозиціонерів і на сторінках газет.

— Давайте, — запропонував Гасюк, — повернемося до неокласиків. Тож як ви, Левку, думаєте, було б краще, коли б і Рильського знищили, як знищили інших неокласиків?

— Для мене всі ці проблеми вельми складні, бо я бачу їхню передісторію, зміст і наслідки, і позаяк одне пов’язане з іншим, то й важко дати отак собі однозначну відповідь, проте, якщо ви вимагаєте короткої і однозначної відповіді, то вона така: краще б і Рильський пішов разом з іншими на Соловки.

— А які сумніви щодо правильности такої відповіді? — питає Леонюк.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное