Читаем З часів неволі. Сосновка-7 полностью

Це було примусовим нав’язуванням комуністичної ідеології націоналістам, єговістам та іншим ідейним ворогам комуністичної влади і як таке суперечило принципам демократії і, зокрема, праву людини на власний світогляд, але в умовах тотального панування комуністичної ідеології ніхто з владноможців навіть і не уявляв, щоб хтось мав право на інший світогляд. Нав’язування світогляду всім і кожному адміністрація вважала своїм незаперечним правом і тому густе оздоблення наочною агітацією обох зон не сприймала за ідеологічний примус щодо політв’язнів.

Від інших політв’язнів я знав, що зеківська художня самодіяльність — це садизм влади над старими поліцаями та власівця-ми, проте одного разу вирішив зайти до клубу-їдальні і особисто подивитися й послухати, що вони роблять на сцені.

Був це хор дідів різних національностей. Всі вони в час війни зі зброєю в руках воювали проти совітської влади, всі і в час війни ненавиділи комуністів і тепер ненавиділи не менше, а тут стояли на сцені і нерівними хриплими голосами на всю силу співали, а точніше, кричали славу партії, хвалили соціялізм і великі досягнення будівників комунізму. Їхнє реальне становище безправних політв’язнів і їхні слова, їхні справжні думки і зміст їхніх пісень настільки протилежні й несуголосні, що створювалося враження чогось зовсім нереального, якогось марева, загробного видива.

Як можете ви на сцені під яскравим освітленням намагатися перекричати один одного, аби лукаво показати владі, що вже перестали бути її ворогами? Чи не порядніше було б мовчки змиритися з поразкою у боротьбі проти цієї влади? Принаймні зберегли б свою людську гідність. Жалюгідне видовище! Я встав з лавки й вийшов — не хотів бути свідком крайнього приниження в’язнів і такого ж крайнього садизму табірної адміністрації.


5. Букет з колючого дроту

Минуло пару місяців, і в’язнів закликали на зустріч з латвійською делегацією. Делегація мала більш-менш звичний склад: кандидат наук Ризького університету, представник Ризької міської влади і робітник радіозаводу VEF — передовик соціялістичного змагання. Ролі кожного стандартні: учений має теоретично довести неспроможність латвійського буржуазного націоналізму, представник влади має говорити про демократичний характер міської влади, а представник робітничого класу буде стверджувати, що життєвий рівень совітських трудящих високий і латвійці живуть заможно.

Латвійці знали заздалегідь про приїзд до них своїх земляків і підготувалися до зустрічі. Зустріч була знаменита. Немов передчуваючи незвичність, до клубу-їдальні набилося повно людей. На сцені — великий стіл, покритий червоною тканиною. За столом латвійська делегація. Перед ученим, що сидить за столом посередині, лежить чорна течка з якимись розумними паперами. Праворуч від нього представник влади, ліворуч — передовик соціялістичного змагання. Усі усміхнені — раді зустрічі з земляками. Збоку коло трибуни стоїть замначальника з політвиховної роботі (ПВР) підполковник Толбузов. Він чекає, заки в’язні заповнять зал і заспокояться, щоб представити їм делегацію. Ось зал наповнився й притих у чеканні. Замполіт став за трибуну, короткою промовою представив політв’язням високоповажну делегацію, для більшої демократичности зустрічі побажав її провести відверто та в дусі взаєморозуміння й аби не зв’язувати в’язнів своєю присутністю, вийшов з зали.

Для привітання делегації з лавки піднімається височенний табірний латвієць Гунар Астра, несе високо над головою загорнутий у велику газету букет і йде до стола делегації. Учений вийшов із-за стільця і зробив пару кроків назустріч Астрі. Його обличчя — сама радість. Він поволі простягає руку вперед, щоб зустрінути Астру і взяти букет. Астра, тримаючи його високо, передає букет ученому латвійцю. Узявшись за букет, учений під газетою відчув колючки. Зблід, розгубився, але букет тримає. Астра промовляє по-російськи: “Від латвійських патріотів зрадникам латвійського народу вручаємо символ колоніяльного рабства нашої батьківщини — колючий дріт”. При закінченні цих слів Астра однією рукою взяв “букет” вище руки вченого, а другою зірвав газету і оголив жмут колючого дроту, сформований у формі букета. Два приїжджих за столом підхопилися і розгублено дивилися в залу. Із зали залунало: “Зрадники”, “Московські блюдолизи” …Майже всі піднялися. Учений латвієць “букет” випустив додолу. Астра перейшов на латвійську мову і далі звинувачував їх у зраді. Потім він звернувся до латвійців, що в залі, російською мовою і закликав покинути зал, сам плюнув у бік делегації, повернувся і з високо піднятою головою пішов до виходу. Латвійці також потягнулися до дверей. На виручку зганьбленій делегації пробивався крізь натовп черговий офіцер. Він підняв “букет” з колючого дроту і звернувся до зали продовжити зустріч із високоповажними людьми з волі. У залі залишилися поліцаї та усілякі стукачі. Обпльовані й присоромлені члени делегації щось плели цим присутнім з півгодини, а далі, не витримавши все-таки тягаря ганьби, припинили розмову і під охороною офіцера пішли геть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное