Читаем З часів неволі. Сосновка-7 полностью

До знавця “джерел” історії України в таборах належав киянин Логвин, як повів Степан Кравчук. Він — історик. Коли німці захопили Київ, націоналісти-мельниківці створили Національну Раду. Логвин входив до цієї Ради. Паралельно бандерівці створили націоналістичне підпілля. На Національну Раду німці дивилися крізь пальці. Про людське око вона займалася деякими благодійними справами і німці не бачили в тому небезпеки. Діяльність і тих, і тих у Києві в час війни — цікава тема, але зараз про Логвина. Отже, коли москалі вигнали з Києва німців і почали наводити свій лад, то десь напали на слід Логвина, заарештували, засудили й загнали до Сибіру. У таборах до нього ставилися з великою повагою, поводив себе чесно і зробив дуже багато для патріотичного виховання українських політв’язнів. Ніколи виразно не сказав, чи має докторський ступінь, але знання історії мав величезні. Він розповідав не враження про Бантиша-Каменського, Бодянського, Максимовича, Антоновича і ще десяток наших великих істориків, докладно переповідав праці цих істориків. Так тривало біля п’ятнадцяти років. Потім з ним щось скоїлося. 1958 року ухвалили новий закон про кримінальну відповідальність, який зменшив максимальну кару з 25 до 15 років. Судам дозволили за поданням адміністрації концтаборів зменшувати кару з 25 до 15 років. Логвину, як зрештою і всім, відкрилася можливість не сидіти 25 років, а вийти на волю на цілих десять років раніше. Національно-визвольна війна в Західній Україні закінчилася, голодомор 1946–1947 років на Наддніпрянщині давно минув, з’їзд КПРС 1956 року і викривальна доповідь Хрущова посіяли надії на демократизацію, припинення так званої класової боротьби. Ніби запахло якимсь соціяльно-політичним примиренням. Це зрозуміли як модернізацію Союзу чи, точніше, поступку Заходу, тобто крок у напрямку нормального співжиття Союзу із Західним світом. А це означало, що Союз не зникає, а навпаки, набирає ще більшої сили. Надії на його розвал зникали, і дехто під впливом цих настроїв написав заяву про розкаяння, став на коліна, лизнув гузно адміністрації і суд зменшив кару до 15 років.

— Логвин написав листа про визнання своєї вини. Лист багато разів передавали через табірне радіо. В’язні, як давно було заведено, об’явили йому бойкот. Ти підтримаєш бойкот чи хочеш з ним поспілкуватися?

— Я підтримаю бойкот, хоча мені потрібно буде послухати розповіді про нього ще й інших людей. І ще: як ви здійснюєте бойкот? У чому він полягає?

— Необхідно проявляти до нього глибоке презирство. Не розмовляти з ним. Коли зустрічаєшся на вузькому трапі, не вступай йому — хай він уступить дорогу. Якщо трап ширший і є досить місця, щоб розминутися, тоді, наближаючись до нього, сплюнь у його бік і вилай його зрадником, сволотою чи скажи, щоб його нечистий взяв! Колись таких зрадників били або й убивали. Тепер руки ніхто не прикладає, проте бойкот — доволі сильний моральний терор, якщо його дружно й рішуче проявляти.

— Мені його показували здаля, і я його знаю в обличчя. У моїй секції барака за три ліжка від мого живе Голуб. Він майже щоночі кричить. І то так голосно, наче його хто ріже. Я просинаюся від цього крику й прислухаюся до його слів. Слова сонної людини майже не зв’язані. З них важко скласти речення, але серед незрозумілого лементу завжди вловлював: “Хлопці, що ви? Я не винен!” Потім знову: “Я не винен!” І знову: “Я не винен!” Мені казали, що він продався чекістам. Згодом люди це відчули. Він був у будівельній бригаді. Наших у ній було також багато. Ну й одного разу на голову цього Голуба впала колода. Вона на нього полетіла тоді, коли він стояв. Він якраз трохи відхилився і колода вдарила не прямо по черепу, а трохи збоку. Він залишився живий, але з того часу по ночах кричить “Не винен”, а насправді був винен! Між іншим, коли поклали до лікарні з обдертою головою і до нього ходили слідчі, щоб випитати, хто ж міг кинути колоду на голову, він не став висловлювати свої припущення і тим самим фактично справу закрив. З бігом часу про нього склалася думка, що тепер він не доносить, але позаяк у минулому доносив, то й немає людської довіри.

Я його знаю. Тобі переповіли правду. Він із Волині. Був кущовим провідником. Коли досидить 15 років, то напевно звільнять. До нього не таке ставлення, як до Логвина. Йому помстили за зраду, перестав доносити, його трохи остерігаються, але не бойкотують.

Мода на йогу в зоні

— Пане Левку, — звернувся до мене Степан Кравчук — ти знайомий з Євгеном Грицяком?

— Ні, не знайомий.

— Ходімо, я познайомлю тебе з ним.

— Є в тому який сенс чи — аби було з ким марнувати час у пустих теревенях?

— Є сенс. Він непересічна особистість.

— В чому?

— В силі волі і відважности.

— Тут у концтаборі, слава Богу, таких людей багато.

— Не став їх в один безликий сірий ряд. Бо кожен з цих людей має своє обличчя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное