Читаем З часів неволі. Сосновка-7 полностью

— Левку, ви малюєте труднощі як песиміст. Ви хочете все передбачити і йти до перемоги з математично розрахованим наперед кожним кроком. Я вірю в велику силу ентузіязму й волі до перемоги. Воля як прояв екзистенції ламає математичні розрахунки, так званий здоровий глузд і перемагає. Ця екзистенціяльна воля штовхала французів на боротьбу проти потужної німецької військової машини, ця воля штовхнула тисячі й тисячі українців на боротьбу супроти потужної російської комуністичної імперії, ця воля штовхнула вас до боротьби. Коли б француз окупованої німцями Франції, коли б українець окупованої москалями України керувалися здоровим глуздом, вони б не повстали, бо об’єктивно вони не мали жодних шансів на перемогу. А хіба ви, починаючи боротьбу, розраховували на перемогу? Звичайно, ні… Отже, не сама перемога, а необхідність боротьби проти зла штовхає людей на боротьбу. І часом приводить їх до перемоги — як у випадку з французами.

— Загалом ця філософія правильна, проте атомний підводний човен — це зовсім інша справа. На ньому може знайтися одна особа цього екзистенціяльно-вольового типу, проте неймовірно, щоб там їх виявилося десяток. Одна ж неспроможна виконати той об’єм праці, який виконує велика залога. Я вірю в потужну силу великої людської волі, я не вірю в диво, — твердо сказав я.

— Якщо ми, нація, повіримо в свою силу, ми будемо сильні, якщо ми повіримо в перемогу, ми переможемо.

— Ви що тут ходите?! — закричав до нас старший лейтенант Сисоєв, який, обходячи робочу зону, нас запримітив. — Вам що, робити нічого? Я за вами слідкую. Ви вже цілу годину не працюєте! Хочете, щоб я склав акт про вашу бездіяльність у робочі години?

Не було настрою сперечатися з Сисоєвим, і ми розійшлися по своїх робочих місцях. На прощання Юрків кинув мені: “Нічого, друже, наступного разу обговоримо ще якусь дивацьку ідею!”

— Із кожної дивацької ідеї можна вилущити розумну думку, — відповів я, подаючи руку на прощання. Юрків простягнув свою назустріч. Ледь усміхнене обличчя, прямий відкритий і сміливий погляд та міцна рука випромінювали оптимізм, силу до боротьби та віру в перемогу України над імперією і його самого над жорстокими умовами ув’язнення.

Попрощавшись, ми пішли врізнобіч.

— Яка чудова людина! — думав я про нього. — Та якщо Україна має таких синів, то вона не сирота і не покинута вдова! Всотавши в себе войовничий дух старших бандерівців і загартувавши волю на крицю, він з гордістю йде в першому ряді борців супроти імперії і допомагає мені стати поруч. Тут, у зоні, велика школа патріотизму, а ти, друже, добрий навчитель у ній! І дякую Теребовлянщині і твоїй матері, що привела такого сина на Божий світ!

“Шпигунську ролю вчителька грала весело”

(Володимир Андрушко)

Широка брама між житловою і робочою зонами була відчинена. Починалося виведення в’язнів із житлової зони на роботу. Як правило, це відбувалося так. Ліворуч стояв черговий старшина зі стосом карток з прізвищами в’язнів та вказівкою статті Кримінального кодексу, за якою засуджено, термін ув’язнення, його початок і кінець. Праворуч стояв другий наглядач і уважно спостерігав за в’язнями. Вони стояли побригадно. Старшина зачитував з картки прізвище в’язня, той називав статтю Кримінального кодексу, за якою засуджений, і термін ув’язнення. Якщо відповідь збігалася із записом на картці, старшина командував: “Проходьте!” В’язень під пильним оком другого наглядача відокремлювався від своєї бригади і переходив крізь браму із житлової зони до робочої. Перейшовши, як водилося, зупинявся, аби почекати свого колегу і йти далі разом, або йшов сам.

Доволі високий молодий і стрункий чоловік, перейшовши до робочої зони, зупинився на дерев’яному помості (трапі). Коли я пройшов варту і наблизився до нього, він простягнув руку до привітання й каже:

— Я — Андрушко Володимир.

— Дуже приємно. Я — Левко Лук’яненко.

— По суті ми вже знайомилися, але то було в чималому гурті і того навряд чи ви мене запам’ятали. Зона велика. Ви ще тут порівняно недавно. Кожного разу зустрічаєте нових людей. Тепер перед вами ніби калейдоскоп однакових сірих фігур. Треба рік-два, щоб перезнайомитися з усіма. А й те правда: навіщо знайомитися з усіма? Потрібно з тими, з ким треба.

— А з ким потрібно?

— З патріотами України, з націоналістами.

— Ви знаєте, яка різниця між українцями і євреями?

— Чого кажете “євреями”, а не жидами? Адже позитивна українська народна назва цього народу “жиди”, а не “євреї”. Коли українець хоче образити жида, він називає його юдою. Уся наша досовітська література і східної і західної частин України називає їх жидами — відповідно до того, як споконвіків називає їх український народ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное