Читаем З часів неволі. Сосновка-7 полностью

— Ця держава, якщо вона хоче бути бодай трохи правовою державою, має карати за дії, а не за спосіб мислення, і тоді мої взаємини з нею в нормі: я поводжуся чемно і працюю на заводі. До мене не повинно бути претензій.

— Нам не байдуже, що ви думаєте. І доки ви не відмовитеся від націоналістичних думок, доти сидітимете у колонії під вартою.

— Ні одна імперія не існувала вічно.

— Совітський Союз існуватиме вічно.

— Побачимо!

— Побачимо.

— Підпишіть характеристику. Чи боїтеся підписати?

— Чого б це я боявся? Підпишу. Вона мене не лякає і в майбутньому не збираюся від неї відмовлятися чи її підправляти. Взяв його ручку й написав, що з характеристикою ознайомився. У такій фразі немає схвалення її змісту, як немає й заперечення.

— Можете йти. І знайте: якщо ви будете поширювати свої націоналістичні думки серед в’язнів, ви заслужите собі інше місце ув’язнення.

Я встав зі стільця й вийшов. Цікаво, подумав, він позбавить побачення чи ні? А як з пакунком? Може позбавити. А може, не слід було з ним балакати? Спитав би, що він хоче, вислухав та й вийшов мовчки. А, дрібниці. Не слід загалом перейматися змістом цієї розмови. А з іншого боку, кортить же сказати цій владі пару правдивих слів. Хай чують! І хай знають!

“Я не став на шлях зради…”

(Іван Мирон)

У тому ж будинкові, де була електростанція, поруч з її паровими котлами за мурованим простінком стояли два паровозних котли для обігріву деревообробного комбінату. У цій котельні працював кочегаром Іван Мирон. Він був трохи молодший за мене, мав ріст вищий за середній, був статний із світло-русим волоссям. Я не раз підходив до нього в час роботи і ми обмінювалися короткими зауваженнями про різні політичні й табірні новини. Якось я підходжу до нього й дивлюся собі, як він працює. Він, не спостерігши мене, закінчив підкидати вугілля до топки, прихилив лопату збоку до котла, причинив дверцята наполовину, сів на маленького ослінчика і задивився на огонь. Вогонь червоними язиками палахкотів поміж чорних грудок вугілля. Не відриваючи очей і не кліпаючи, він дивився й дивився, як чорні плями поступово меншають і меншають, язики червоного вогню втрачають свої краї і зливаються в один широкий полум’яний потік. Вогонь із червоного переходить у білий, і його яскрава білість починає набувати блакитного відблиску. Гуде. Підіймається все вище. Чорні чавунні секції котла біліють розпеченою ржею і сажею. А він, не моргаючи, вдивлявся і вдивлявся в глибину вогненної стихії. Я тихенько підійшов ближче. Він не бачив мене.

Про що думає цей закарпатець? Либонь, отак колись на своїй Рахівщпні сидів коло вогню, дивився невідривно у його глибину, мов зачарований, і все думав над вічною загадкою: що в ньому, в цьому явищі? Де береться сила перетворювати холодні тверді ломаки у вогонь? Чого він лине в небо і там зникає, залишаючи на землі лишень малесенькі рештки від себе — жменьку попелу? Я кашлянув. Іван відірвав очі від топки і глянув у мій бік. Його очі світилися не цим вогнем, а далекою думою про інше вогнище, про інше паливо, про інші умови…

— Здорові були, Йване! — привітався я.

Він встав з ослінчика і простягнув мені руку:

— Добрий день, пане Левку!

— Про що ви думали про гори, ялини і свою хату?

— Так, згадуються Карпати, батьківська хата, околиці, батько, мати — все таке своє, до болю рідне й дороге!

— Іване, розкажіть мені про свою справу. Я знаю вже кількох осіб із Закарпаття. Щось потроху розповідали про боротьбу у ваших горах, а мені хочеться знати більше. Це не зашкодить роботі, а я маю вільну годину, — попросив я.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное