Читаем З часів неволі. Сосновка-7 полностью

— Ні, не сплавить. Він твердий і самовідданий націоналіст, — запевняє Андросюк.

— Ти, Павле, коли його останній раз бачив?

— Перед арештом. Сім років тому.

— Степан Вірун, з яким іду в одній справі, дружив з Ващуком. Помилка, яка призвела до арешту нашої організації, в тому й полягає, що Вірун не врахував різниці в ідейній еволюції його самого і його друга. В юначі роки вони симпатизували повстанцям, жадібно слухали розповіді про боротьбу за самостійність України і навіть виконали одного разу невеличке завдання якогось провідника чи командира. У тому патріотичному настрої роз’їхалися до різної праці та навчання. Минуло п’ять років. За цей час Вірун хилився в бік самостійщини і разом зі мною став створювати підпільну організацію. Ващук минулі п’ять років хилився у бік окупаційної влади та кар’єризму і коли Вірун знайшов його і розповів про організацію і запросив до спільної боротьби за волю України, Ващук пішов до окупантів і продав Віруна. Отже, час у п’ять років зробив з колишніх ідейних друзів різних людей і поставив їх один супроти одного. З твоїм, Павле, дядьком проміжок часу в сім років, міг зробити те ж саме. І для того, щоб на нього можна було покладатися, його необхідно знову зрозуміти, а для цього в тебе не буде часу.

— Не ускладнюй проблему. Коли мине шість місяців, тоді добудемо пашпорти на нові прізвища і пропишемося на околиці Києва, Харкова чи, може, Ростова і будемо воювати з комуністичною владою, — править своєї Кочубей.

— Ви, дорогі друзі, говорите мовою, що складається з великих блоків: “добудемо пашпорти”, “пропишемося”, а в мене, як юриста, виникають при цьому десятки питань, як саме ви думаєте добути пашпорти і як саме ви думаєте прописатися? Якщо ви не знаєте відповідей на всі ці запитання, то це означає, що ви йдете навмання, ідете вперед із зав’язаними очима.

— Жоден полководець не може розв’язати всі питання наперед, — каже Кочубей. — Він рушає армію вперед і по ходу розв’язує питання, що виникають. Так і ми: важливо почати війну. З війни виникатимуть труднощі для нас і для ворогів наших. Наша тактика: вислідив — ударив — утік. Той, хто тікає, має одну дорогу, а хто хоче зловити, не знає, по якій дорозі побігти. Отже, в нас уже величезна перевага. І якщо ми не дурніші від чекістів, то маємо шанси обдурювати.

— Ви пропонуєте стратегію оптимізму, а не розрахунку. Така стратегія називається стратегією на якось воно буде, або, як кажуть галичани, якось воно буде, бо ще так не було, щоб якось воно не було. Гаразд, залишмо це питання. То як ви думаєте перестрибнути через оту систему охорони? — показав я пальцем на заборонну лінію.

— Поки що ми зупинимося на такому плані, — твердить Кочубей. — Убиваємо вартового, що стоїть на вежі за сушаркою, натягуємо якір з мотузкою на огорожу, що поруч і на стовп заборонної колючої загорожі і по ній на руках перебираємося до вежі, де один швидко переодягається у солдатську уніформу, двоє інших переодягаються у цивільний одяг, спускаємося з вежі і йдемо в ліс. Щоб цю операцію ніхто не бачив, гасимо в зоні електричне світло. Заки заведуть дизель автономного освітлення, мине хвилин п’ять. Цього часу нам має вистачити. Погасити світло можна куском троса, закинувши його на трьохфазну лінію електропередач. Щоб убити вартового, необхідно зробити пістолета.

— Для набоїв?

— Ні, для пороху з сірників, — каже Кочубей.

— То це буде припіканка, якими ми стріляли вдома, як були підлітками?

— А хіба убивча сила її недостатня?

— Цілком достатня. Я, бувало, пробивав сосну діаметром сантиметрів до двадцяти. Припіканку далебі зробити нескладно, але вона б’є страшенно гучно.

— У той момент, коли потрібно буде стрелити, на котельні озветься гудок і приглушить звук пострілу.

Таким чином необхідно кілька помічників. По-перше, токар з механічного цеху, який би виточив пістоля. По-друге, хтось із котельні, щоб подав гудок. Краще, якби це був слюсар, який не ходить по змінах, а буває там щодня. По-третє, хтось такий, хто б накинув кусок троса на електричну лінію і зробив коротке замикання та опустив зону в темряву. Ще один помічник потрібен, щоб потягнути вірьовку з якорем назад, розв’язати її і сховати.

— Павле, як тобі подобається цей план? — звертаюся до Павла.

— Подобається, — відповів. — Ми обдумували варіянт підкопу — не підходить: важкий, довгий і малоймовірний, щоб його не відкрили ще на стадії підкопування. Один чоловік пропонував зробити гелікоптер. Ну це явно неможлива річ. Один міркував, як би його зробити велику кулю, наповнити її теплим повітрям і перелетіти через колючий паркан. Цей план має одну позитивну рису — в темну вітряну погоду він без жодного шуму міг би вилетіти з зони і полетіти далеко-далеко. Але де ти візьмеш так багато тонкої прогумованої тканини і як ти склеїш із неї величезну кулю? Неможливо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное