Читаем З часів неволі. Сосновка-7 полностью

— Хлопці, — кажу я до них, — я не бачу можливостей для втечі. Ви довше сидите в зоні, то, може, зрозуміли, як можна подолати огорожу, а я поки що не бачу. Розкажіть.

— Левку, ви готові на рішучий крок? — питає Кочубей.

— Готовий, — якщо побачу, що є бодай невеликі шанси втекти, а лізти просто під автомат нерозумно.

— Ми з Павлом обдумали план і розкажемо тобі, проте тільки після того, як ти даєш слово, що без нашої спільної згоди не скажеш жодного слова будь-кому в світі.

— Даю слово, що без вашої спільної згоди я нікому не скажу про планування і підготовку втечі. Отже, дайте відповідь на три питання: 1) Що робити на волі? 2) Де жити (базуватися)? 3) Як подолати загорожу й вибратися з Мордовії?

— Я впевнений, що можна дуже навіть стримати антиукраїнську діяльність терором, — каже Андросюк. — Тепер усі ці секретарі райкомів, обкомів відкрито виступають проти нашої мови, культури, проти святкувань Різдва, Великодня, Зелених свят. В українських святах та історичних місцях ставлять пам’ятники Леніну, Сталіну та іншим катам, чим оскверняють нашу українську національну душу. Їм навіть у голову не приходить, що за ці злочини супроти української нації належить відповідати. І коли б ми шльопнули якогось секретаря обкому партії після його чергової антиукраїнської акції і про це повідомили громадськість листівками, то це б відразу їх всіх насторожило, і кожен із них задумався б, чи варто ризикувати життям. Може, подумав би, краще не проводити антиукраїнської акції і не ризикувати? Терор — це велике діло, бо смерть — найсильніший аргумент. І це не важко зробити, коли підходити розсудливо і добре підготуватися. Із обкомівських владоможців охороняють помешкання тільки першого секретаря. Квартири другого й третього секретарів обкомів КПУ і секретарів райкомів КПУ не охороняють. Довідатися, де вони живуть, неважко. Не важко встановити вулиці, якими той чи той їздить до праці і з праці додому. Підготовка атентата впродовж місяця могла б забезпечити повний успіх виконання і непомітного зникнення з области і переїзд в іншу область. Якби ми зробили три атентати річно, це справило б на партбюрократію величезний вплив, а ми ж могли б робити їх значно більше, перебираючись з одного кінця України в інший.

— Знаєте, — каже Кочубей, — а може нам би вдалося наймати приміщення десь навпроти Ради Міністрів чи поруч з ЦК і відслідковувати весь штат, хто коли й куди приїжджає та від’їжджає і місце проживання великих “шишок”. Поступово можна б складати точні схеми — маршрути і тоді їх легко було б відстрілювати. Маю на увазі відстрілювати малокаліберним пістолетом, звук якого зовсім слабкий.

— Між іншим, — панове, — ви знаєте, що хоч у Совітському Союзі існує пашпортна система і всі дорослі громадяни теоретично стоять на постійному обліку в міліції через пашпортні столи, практично кожного року впродовж року від одного до двох мільйонів громадян перебувають поза контролем. Вони в одному місці виписалися, а в другому ще не прописалися, тобто велика кількість людей перебуває все-таки поза реальним контролем. Дехто виписавшись в одному місці місяцями не прописується в іншому місці. Це дає якусь надію на те, що нам можна було б загубитися між цим бродячим народом. Хоча цікаво, як ви бачите можливість проживання на волі на нелегальному становищі?

— Після нашої втечі, — мовив Андросюк, — об’являть всесоюзний розшук. Розішлють наші фотокартки на автомобільні й залізничні станції та в морські, річкові й аеропорти й міліція намагатиметься нас зловити. Це триватиме шість місяців. Після шести місяців пошуки послабшають. Думаю, що на шість місяців слід би залізти в лісову криївку й не висовувати звідти носа. Причому краще не на Україні, а десь в білоруських або брянських лісах, бо ж кагебісти обложать помешкання всіх наших близьких родичів і чатуватимуть на нас і вдень і ночі.

— На Україні всі ліси розбиті на ділянки і кожна передана під догляд певного лісника (гайового), — уточнив я. — У нас немає площі лісу, що була б у дикому стані і не під наглядом лісника. Тобто зовсім непросто знайти таку ділянку лісу, де можна було б копати, пиляти, стукати сокирою і зовсім непомітно збудувати сяку-таку землянку. Ви думаєте, що таке місце можна знайти в Білорусії чи у брянських лісах?

— Пане Левку, є дуже багато варіянтів, — переконує Андросюк. — Вирвавшись з Мордовії, ми можемо загалом податися на Схід, а не на Захід. Можемо поїхати в Архангельську чи Вологодську область. Там дикий край. Покинуті села, хутори. Там можна знайти покинуту хату і спокійнісінько жити в ній хоч десять років. З ближчого хутора, до якого може бути півсотня кілометрів, якщо хтось і побачить, то не спитає, звідки ти взявся, бо вони там, у тих нетрях, раді зустрінути живу людську душу. Можемо їхати в Казахстан до тих українських поселенців, яким не дозволяють повертатися в Україну. А після шести місяців можемо їхати до мого дядька в Горохівський район на Волині.

— За два тижні ми дядькові надокучимо і він делікатно сплавить нас у руки влади, — зауважив я.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное