За белым кречетом

А делом он занимался необычным: учил сокола, как говорят сокольники, «ходить на руку».

— Джологу,— угрюмо представил мне старца Деменчук.— Известный на все Прииссыккулье саятчи — ловец хищных птиц. Балобана дрессирует, опять, значит, поймал.

Балобан был привязан тонким ремешком за лапки. Джологу снимал его с руки, сажал на невысокий пенек, а сам показывал птице разодранного до мяса голубя. Затем укладывал тушку голубя на рукавицу и покрикивал: «Ку! Ку! Ку!» — приглашая сокола перелететь к нему на рукавицу. Сокол водил головой, топтался на месте в нерешительности, но затем взмахивал крыльями и впивался когтями в. растерзанного голубя. Удерживая равновесие, бил крыльями, одновременно успевая клювом рвать грудину, а Джологу уже оглаживал крылья сокола рукой и возвращал птицу на пенек. Урок повторялся.

— Более ста соколов отловил Джологу за свою жизнь. Приличный доход имел, балобаны среди азиатских сокольников высоко ценились,— пояснил, подходя, Деменчук. Увидев его, старый саятчи быстро встал, взяв птицу на руку, и виновато заулыбался.

— Все ловишь, Джологу,— со вздохом молвил Деменчук.— Сколько раз тебе говорил, нельзя теперь ловить соколов, совсем мало их осталось. Ученые не разрешают.

А я меж тем внимательно разглядывал балобана. Запомнились слова художника Горбатова: сокол этот лишь меньше размерами, но весьма похож на кречета. Да, удивительно красивые черные глаза, посадка горделивая, зубец на сизом клюве, грудь белая с продольными темными пятнами. Действительно, раз увидишь такого, никогда ни с кем не спутаешь. А уж тем более с рыжеглазым ястребом. Прав оказался Савва Михайлович Успенский. Эх, посмотреть бы мне сначала хотя бы на балобана, и не быть никогда той злосчастной ошибке...

Джологу пригласил в дом, угостил чаем. Прижимая руки к груди, стал винить себя, старого, что не может справиться с прежним азартом: места себе не находит, если заметит в небе знакомый силуэт птицы.

— Вот умру скоро,— улыбался Джологу,— и не буду больше охотиться. А пока чем мне заниматься? Был бы ястреб, стал бы я тогда мунушкером. Им-то охотиться не запрещают. Но ястребы не летают в горах, все соколы.

— Верно,— вмешалась в разговор старуха, жена Джологу, подававшая чай,— достать бы ему где ястреба, не стал бы он ловить соколов. Мунушкером бы стал, поймал бы мне лису на воротник.

— Лисиц не ястреб, а беркут ловит,— поправил ее Джологу, но Деменчук улыбнулся: «А ведь это идея». Более он ничего объяснять не стал, а поднялся и сказал, что пора ехать. Мы попрощались.

От поселка старого саятчи мы вновь покатили к туманившемуся озеру, но на этом визиты к киргизским сокольникам не закончились. Оказалось, что Деменчук знает всех мунушкеров Прииссыккулья. Увлекшись охотой сам, стал искать он товарищей по профессии, чтобы мастерству поучиться, опыт перенять. Но не сразу был он принят в мунушкерский круг. В Киргизии не принято эту охоту, как на Западе, афишировать. «В Австрии да Германии где-нибудь там, как фазана добыл, так сокольник вставляет окровавленное перо в шляпу, чтобы знали, кто он,— рассказывал Деменчук.— А тут самый лучший мунушкер обычно живет в ауле с самого края, чтобы не видели, когда ушел, когда вернулся, что принес». По вывешенной на просушку лисьей шкурке ему иной раз удавалось выйти на опытнейшего охотника. И разговора поначалу никакого не получалось. Это уже потом, когда присмотрелись к нему, почувствовали его заинтересованность в сохранении мунушкерского дела, рассказывал Деменчук, стали брать его на охоту в горы, делиться фамильными секретами...

Впереди показался Иссык-Куль, огромный и синий, как море. Дорога побежала вдоль северных его берегов, один за другим минуя аулы.

— К Омуру Худаймедаеву чайку попить зайдем,— сказал Деменчук.—Самый старый мунушкер. В 1913 году довелось ему поймать белого ястреба-туйгуна. Если узнает, что я проезжал и не зашел, крепко обидится.

Дом Омура стоял у дороги. Въехав во двор и никого не встретив, Деменчук уверенно зашагал через темные комнаты, приглашая следовать за собой. По всему чувствовалось, что бывать здесь ему приходилось частенько.

Омур сидел в тюбетейке и халате за низеньким столиком, скрестив ноги и держа пиалу с чаем, смотрел телевизор. Тут же были его дети и внуки. Худаймедаеву шел девяносто первый год. Не сдвинувшись с места, он дал знак невестке, чтобы несла чай гостям, предложил нам рассаживаться на низеньких скамеечках. Внимательно выслушав все, что ему рассказал Деменчук, он безапелляционно решил, что в егерьскую ловушку угодил ястреб. Он хорошо изучил охотничьи угодья на Иссык-Куле, знал, где, когда и какие птицы попадаются. Сам ведь когда-то саятчи был.