За белым кречетом

Соорудив путцы, он надевает перчатку и усаживает на нее ястреба. Вначале птица замерла и Вдруг издала протяжный крик — какой-то стон, сравнить который можно разве с мяуканьем мартовских котов. Ни в одном определителе я не читал, что ястреб способен издавать такой «плач». И тут же ястреб сорвался, но удерживаемый ремешком, упал, повис вниз головой, застрекотал как-то по-воробьиному.

— Ну-ну, не надо так,— успокаивающе заговорил Деменчук, рукой подхватывая птицу под грудь и возвращая ее на перчатку. Ястреб опустил голову, полураскрыл клюв, перья на голове его взъерошились, как шерсть на загривке рычащей собаки.— Ну-ну,— приговаривал Деменчук, пробуя зоб, оглаживая перья и повторяя:— Славная птица, что за славная птица.— И встрепанные перья на голове у ястреба начали опадать, будто понимал ласку.

Но еще не раз ястреб срывался с руки, падал вниз головой и вновь занимал место на перчатке. Деменчук опрыскал его водой, обсушил, мятые перья расправлялись, ястреб и в самом деле становился изумительно красивой птицей.

— Выйдет толк,— говорил Деменчук.— Главное, сейчас его с руки не спускать. Чтобы привык к человеку, чтобы чувствовал себя на руке спокойно. Вот ловец,— продолжал он.— Правда, берет добычу не так красиво, как сокол. Тот забирается вверх и оттуда, сложив крылья, падает на добычу так, что свист стоит. Он может настигнуть птицу и за километр. Ястреб же такой прытью не обладает. Его надо поближе подвезти, но тут он без дичи не вернется.

— А у нас за тетеревятника, если он на территории заказника объявится,— вспомнил о своем Михаил,— пара патронов премии полагается.

— Дам я тебе эти патроны, только ты птиц не стреляй, а лучше лови. И запоминай: у ястребов глаза небольшие и желтые, с черной точкой, крылья широкие, пестрины на груди, рябь поперечная, а у соколов-продольная. Не спутай,— учил его Деменчук.— Соколов стрелять нельзя!

Михаил обещал, пригласив, наконец, пить чай. Ястреба с руки Деменчук не спускал. Он пил с ним чай, смотрел телевизор, потом перешел по улице в дом для гостей. На ночь включил в своей комнате приемник. Под вечернюю музыку я засыпал и слышал, как директор ходит и разговаривает с птицей.

Когда я вошел к нему утром, он лежал одетым на кровати. На руке, откинутой на подставленный стул, сидела, подремывая, птица.

— Отлично дело идет,— сказал Деменчук,— я даже, признаться, прикорнул немного. Еще дня два поносить, и можно притравливать.

— Когда же вы успеете? — удивился я, зная, что он вскоре собирается выезжать в Белоруссию на совещание, посвященное разведению диких птиц.

— Этого ястреба я подарю одному мунушкеру,— отвечал Деменчук.— Самый молодой у нас, продавцом в магазине работает, еще на пенсию не ушел. Хорошо обучает! А у него заберу уже выношенную птицу. Третий год ястреб у него живет, дважды перелинял. Ловец изумительный.

— А согласится ли он меняться-то? Что ему за интерес?

— Для профессионала важно постоянно делом своим заниматься, иначе все умение пропадет. Навыка не будет, хотя знания останутся. Вот я и думаю, что повозиться с новой птицей ему будет интересно. Обученного же ястреба,— продолжал Деменчук,— я подарю. Знаете, кому? Джологу! Пусть станет мунушкером. И дело будет для него интересное, и соколов больше ловить не будет. А, как?

Я пожал плечами: что тут было сказать, но и для природы, и как забота о старом человеке дело было правильное.

Не спуская с руки птицу, Деменчук встал, позавтракал, вышел на улицу. Ястреб опять протяжно, по-кошачьи закричал, попытался сорваться с руки, но вскоре, успокоившись, замер на перчатке. Мы сели в машину и попрощались с егерем.

Вышло все так, как и задумал Деменчук, но прежде мы заехали к Омуру Худаймедаеву. Старый мунушкер, осмотрев ястреба, причмокнул языком. «Черная гадюка»,— сказал он негромко. Это означало — высший класс. Потом мы побывали у самого «юного» мунушкера — продавца из магазина. Тот без особых уговоров согласился поменять свою птицу на новую, но при этом напомнил Деменчуку, что тот обещал ему достать щенка тазы — охотничьей собаки. Передавая свою птицу, он, спохватившись, отвязал от хвостового пера медный колокольчик. «Если с колокольчиком отдашь,— смущаясь, объяснил он,— потеряешь всю свою мунушкерскую силу, птицы слушаться не будут, такая примета». Прощаясь, будто ненароком он опять напомнил, что хотел бы иметь щенка тазы, и Деменчук заверил, что об этом не забудет.

С обученной птицей мы направились к Джологу. Дорога была неблизкой, и Деменчук рассказал, что когда-то Джологу был самым обыкновенным ружейным охотником. Занимался тем, что выслеживал и добывал архаров — горных баранов. Звери эти весьма осторожные, добыть их непросто, нужно долго выслеживать, сутками пропадать в горах у снежных вершин, лазать по скалам, но Джологу в этой охоте преуспел, пустым почти никогда в аул не возвращался. И быть бы ему охотником, если бы однажды, выстрелив по стаду, не прикончил Джологу маленького архаренка.