За белым кречетом

И мы с Серегой забрались в лодку и стали грести к берегу, где у костра нас поджидала Таня, все эти дни собиравшая жучков и букашек, так и не выразившая желания хоть раз поглядеть на птенцов кречета.

— Эка невидаль,— сказала она.— Да этих кречетов мы еще не раз увидим.

Удивительная это река Щучья. Я назвал бы ее иначе: рекой птичьих грандов. Вслед за орланами и кречетами мы повстречали семейство дербников — небольших, но смелых и вертких соколков. Это о них в наставлении к «Уряднику Сокольничья Пути» царь-сокольник сразу после похвальбы кречетам писал: «Угодительна потешна дермлиговая перелазка и добыча». У сокольников дербник ценился как специалист по охоте на жаворонков, и особым успехом этот элегантный сокол пользовался у дам. Его легко держать на руке, а красотой он не уступает и большому соколу. Да и стремительностью полета, и отвагой, пожалуй, он своим признанным собратьям не уступает.

Затаившись в отнятом у ворон гнезде, птицы долго молчали, пока Сергей по наклонному стволу дерева не подлез к гнезду на метр. И тут из гнезда с истошными воплями вынеслась самка, откуда-то сразу же возник самец, и дербники подняли такой невообразимый гвалт, с таким остервенением стали падать на голову нашему исследователю-самоучке, что тот, прикрываясь руками, поспешил отступить. В гнезде дербников были еще пуховые птенцы.

Сплавляясь дальше, мы обнаружили два гнезда, канюков, а на одиннадцатый день пути наткнулись на второе гнездо кречетов. Встреча опять произошла как-то внезапно. Издали мы увидели огромное гнездо орланов, похожее на стог. Гнездо покоилось на склонившемся, словно атлант, старом, засохшем дереве, а вокруг выстроились стройные зеленые лиственницы. И опять гнездо нам показалось давно заброшенным, пустым. А когда наши лодки проплывали под гнездом, мы, подняв головы, увидели в нем четырех почти взрослых кречетенков. Стоят на краю, крылышками машут и кричат, глядя на нас, так, словно мать им в клюве добычу несет.

Попутчики мои, знакомые с поведением птиц, удивились. Должно быть, для птенцов мы были первыми живыми существами, которые осмелились приблизиться к их гнезду. Вот и приняли они нас если не за родителей, то вроде как за родственников.

Дерево с гнездом стояло почти у воды, а за ним берег полого поднимался, так что, поднявшись по нему, Можно было найти точку, откуда гнездо кречетов будет как на ладони.

Сделать засидку было делом нескольких минут. На берегу реки я нарубил веток ольхи, перетаскал их к лиственнице, вокруг которой росли кусты ивняка. Накрыл ветками кусты, сбоку кое-где подложил, и засидка готова.

Со стороны — будто кустарник погустел, а внутри — я с фотоаппаратами. На оленьей шкуре можно хоть сутки просидеть. Плохо, конечно, что самому вокруг ничего не видно, если, к примеру, волки или росомаха подойдет. Да еще комары! От этих тварей никуда не денешься, всюду найдут. Опять я пожалел, что «Дэты» взяли мало, просчитались, а впереди еще полмесяца плавания...

Лагерем мы встали выше по течению, чтобы не вызвать подозрения у птиц. Поужинав лапшичкой — ни рыбы, ни дичи у нас давно не осталось, запив сладеньким чайком, товарищи мои остались отдыхать в палатке, а я, прихватив спальный мешок, пришел «ночевать» в засидку.

Пряно пахнет свежими листьями ольхи. Ощущение такое, что сижу в густом венике, заготовленном для парилки. Сумеречно. Я в болотных сапогах, в теплой куртке, руки в перчатках, на голове капюшон до глаз, лицо прикрывает сетка. Рыцарь в доспехах, а все из-за треклятых комаров. На севере без комаров не бывает. Приходится их терпеть. Пока не двигаешься, они вроде особенно и не надоедают. А когда придется снимать, тут уж, думаю, меня и пчелиная рать не остановит. Я все еще надеюсь снять на гнезде кречетиху с добычей. Пока она не прилетела. Я льщу себя надеждой, что, может быть, она не видела нас, а утром непременно прилетит кормить птенцов. Тогда-то и сделаю этот снимок.

Сквозь небольшое отверстие, где уже пристроен аппарат с пятисотмиллиметровой «пушкой», отлично видно огромное гнездо. И здесь кречеты остались верны привычке. Свое гнездо они не строят, занимают чужое, хотя, заняв его, могут затем выводить птенцов в нем десятки лет. Все же каждой весной самец приносит в гнездо одну символическую веточку — как бы построил он.

Сейчас полночь, гнездо кажется пустым. Креченята спят. Распластались так, что их и не видно. А когда я пришел к засидке, птенцы перебежали на другую сторону гнезда, чтобы меня рассмотреть. Посмотрели-посмотрели — видят, что угощения не дождешься, стали укладываться спать. Ясно, что человека не боятся. А вот как встретит меня их мать?

Размышляя об этом, я ловлю себя на мысли, что думаю о ней как о самой обыкновенной птахе, без злобы и ненависти, а ведь кречет — хищник. Норвежский писатель-натуралист Йор Евер называет кречета, «крылатым мародером тундры», перед которым трепещет все живое, хотя, на мой взгляд, его и разбойником-то считать нельзя.