За белым кречетом

Место это называлось буреданом. И последние несколько дней сплава я только и слышал о нем. Река здесь течет в суженном русле меж сероватых скал. Огромные черные камни пенят на выходе воду, вздымают волны, но при большой воде, как было в то время, да на легких надувнушках место это легко проходимо. Сергей же, в прошлом проходивший буредан на байдарке, сохранив в памяти ужас от больших стоячих волн, несмотря на мои уверения, решил перед буреданом постоять. Возможно, хотел собраться с духом.

К тому времени мы держались только на лапше и чае. Обещавший кормить нас в три пуза дичью и рыбой охотник стонал, что птица вся куда-то подевалась, зайцы отчего-то не выбегают на берег и рыба не клюет. Я уже успел разобраться в Сереже. Такой тип охотника был мне хорошо знаком по предыдущим походам, и я бы только усмехался, радуясь тому, что сохраняется природа, но все же есть-то что-то надо было. Ведь, послушав Сергея, мы не взяли достаточно продуктов. И муки уже не оставалось, чтобы Таня смогла лепешки испечь.

На скале у буредана неподалеку от гнезда кречетов мы увидели гнездо канюков. Да они и сами вывели нас на него, принявшись с надоедливым писком, напоминающим мяуканье, пикировать на нас один за другим; Близко проносясь над головами, они плавно взлетали вверх, разворачивались, и крылья их играли огнем в лучах заходящего солнца.

Гнездо было прилеплено к скале, и в нем лежал голый птенец, видимо, только что вылупившийся, а рядом — голубоватое яйцо. «Шлепну-ка я одного канюка»,— снимая с плеч двустволку, заявил Серега. Я уже видел, как он хладнокровно палит по уткам, выведшим на реку птенцов, бьет кроншнепов и ржанок, отводящих от гнезда, где были насиженные яйца или птенцы, но тут меня взорвало. Такого бессмысленного разбоя я стерпеть не мог. Ведь канюк, как ворона, не для еды...

— Да я ел его, очень вкусное мясо,— оправдывался Сергей, не ожидавший бунта.— Эта птица не в «Красной книге», а один родитель всегда выкормит двух птенцов. Я же только одного убить хотел.

Но я стоял на своем: убьет канюка, сажусь в лодку и уплываю. И я бы уплыл. Но канюк остался жить, гнездо было сохранено. А я со злости отправился в тундру и уже через час нашел озерко с тремя утками, куда вскоре привел Сергея, и наблюдал, как он, истратив одиннадцать зарядов, сумел в конце концов подстрелить двух птиц.

На следующий день я буквально уговорил его подъехать к небольшому водопаду, в заводи у которого он меньше чем за час надергал на мушку двенадцать килограммовых хариусов. Теперь пища у нас была, но с тех пор в палатке я уже спать не стал. На ночлег устраивался под брезентовым пологом, где хранились вещи. От комаров я приноровился накрываться полиэтиленовой простыней.

Мы благополучно миновали один буредан и второй. Отыскали еще одно гнездо дербников на кустах, и я снял гнездо с четырьмя охристыми яйцами. Потом побывали у гнезда орланов, где, как медвежата, с насупленными мордочками сидели два крупных уже оперенных птенца. Щелкая желтым клювом, черная птица зависла над нами, пугая, но вскоре улетела. И я видел, как вдогонку за ней храбро пустился дербник, прогоняя, очевидно, из своих владений.

Четвертое гнездо кречетов также оказалось пустым. Мы подошли к нему ночью. Солнце висело низко, на воде было холодно. Серега полез в гнездо, я выбежал поразмяться и на болотистой лужайке среди покрытой росой травы увидел одинокого кречетенка. Он сидел перед тушкой расклеванной наполовину куропатки. То ли он здорово насытился, то ли холод его сковал, но я подошел к нему, сел рядом, дал Тане свой фотоаппарат и попросил ее сфотографировать нас вместе. У меня хранится этот кадр, там видно, как я поглаживаю кречетенка. Таня попросила и для нее сделать такой же снимок, но едва она поднесла к кречетенку руку, как он сильно взмахнул крыльями и стремительно, уже почти по-взрослому улетел.

К пятому гнезду мне не было смысла идти. Для съемки время было потеряно, а шли уже семнадцатые сутки плавания. Сергей загорелся найти логово волков, уходя на их вой и подолгу пропадая. Плыл он по-прежнему не торопясь, держа меня сзади на расстоянии, и все это в конце концов мне надоело. Я попросил дать мне полпачки сахара, пачку чая и поплыл вперед, рассчитывая суток за двое добраться до фактории.

Плавание по незнакомой реке в одиночку — всегда дело напряженное. А тут еще, желая поскорее распрощаться с Серегой и Таней, я забыл попросить у него клея. Правый борт моей старенькой надувнушки заметно приспускал, и приходилось время от времени подкачивать его «лягушкой». Ружья у меня не было, палатки тоже, и я решил плыть и день и ночь, покуда хватит сил, пока не выйду к людям.