За белым кречетом

Маша рассказала, что окончила десятилетку и, возможно, пошла бы учиться дальше, но внезапно умер отец. Известный оленевод был. Вот и пришлось Маше стать хозяйкой в чуме при старой матери. Зимой они живут в Белоярске, а летом забирают малышей из интерната и приезжают сюда, на берег Щучьей. Старшие братья в это время оленей пасут в колхозных стадах, а она с меньшими управляется.

— Чум у нас как дача,— шутила Маша.— И только кажется, что жить в нем неудобно. Натопишь, так теплее, чем в доме зимой бывает.

Я вспомнил, что ей просил передать привет Саша Диппель. Маша зарделась, заулыбалась, сказала, как же, помнит его. Попросила, если увижу, тоже передать привет от нее и Васятки, а потом уж как бы ненароком спросила, по какой надобности я пропадал в тундре и куда плыву. Удивительно вежливый народ ненцы. Увлекшись съемкой меховых нарядов, я и позабыл представиться. Рассказал. Калякина здесь знали, ученых, что птиц изучают, тоже, а вот что за птица кречет, которую мне хочется сфотографировать, не сразу уяснили.

— Ханавей,— сказала Маша,— гусиный пастух по-нашему.

— Нет,— попытался объяснить я.— Ханавей — это сапсан. Немножко на кречета похож. Но только сапсан с черными усами, и он белым не бывает. А среди кречетов совсем белые встречаются.

— Белые,— повторила Маша, что-то вспоминая.— Вроде слышала, отец рассказывал. Очень редко бывают. Они весной за куропатками гоняются.

Вот, подумал я про себя, вроде и на той же реке живут да не месяц, а годы, а кречеты им не так часто встречаются.

Выпив еще чашку чая, я поблагодарил, пора было и отправляться дальше. Все семейство Лаптандер высыпало на берег меня проводить. Я вымахнул на речной простор, подальше от берегов, предоставив реке нести лодчонку по своему усмотрению. Солнце ощутимо пригревало, после обильного угощения не хотелось шевелиться, меня неодолимо потянуло в сон, и я заснул.

Проснулся от крика. Обернулся — на оранжевой лодке меня догоняли Сергей с Таней, а Сергей кричал: «Лебеди, смотри, лебеди!» Я посмотрел в сторону берега и увидел четырех белых лебедей, поднимающихся с воды. Набрав высоту, они сделали круг и полетели над рекой туда, где нас уже не было.

Так и получилось, что на стационар мы вернулись все вместе, как и подобает. Сергей сказал, что не захотел продолжать работу впроголодь, решил сходить за продуктами, а потом вернуться на моторке и продолжить обследование берегов реки, как того требовало задание.

Едва мы добрались до знакомой избы-стационара, как пришлось тут же пересаживаться в моторку и мчаться на факторию. Там уже стоял почтовый катер, вот-вот он должен был тронуться в обратную дорогу к Салехарду. Следующей оказии можно было ожидать не раньше чем через неделю, а то и до самой осени, если в связи с улучшением погоды река быстро начнет обсыхать.

Мы поспели. Катер уже разворачивался, когда Серега ловко подогнал к его борту моторку и, помахав на прощание рукой, повернул к стационару, где возвратившиеся из экспедиции ученые собирались за обеденным столом.

Поплыли назад берега, я же решил, что должен непременно приехать сюда, возможно, и не один раз. Только выбираться придется пораньше, лучше весной, когда лежат снега. Чтобы, обосновавшись в балке, откуда мы начали плавание, пройти на лыжах по гнездовьям. Запечатлеть на пленке свадебные игрища кречетов. Снять птиц во время насиживания, а затем и выкармливания птенцов. Я надеялся, что удастся уговорить и кинооператоров телевидения взяться за съемку фильма. Не только о кречетах, но и об остальных редких хищных птицах, нашедших прибежище на берегах этой удивительной реки. Несомненно, теперь я был полностью согласен с мнением Владимира Николаевича Калякина, что места эти надо непременно превращать в заповедные.

Оглядывая мысленно пережитое, я должен был признаться, что как бы трудно порой ни было, но увидел я за эти дни плавания очень много интересного. Узнал жизнь кречетов в самую серьезную пору их жизни: в момент схода птенцов с гнезда и превращения их в слетков. Сам того не ожидая, просмотрел пять гнезд кречетов, шестнадцать птиц в общем счете увидел! И среди них, как тут же подсказал будто сидевший во мне какой-то бес, не оказалось ни одной белой. Да, белого кречета я пока не увидел. Припомнилось, как в прежние времена помытчикам, уходившим на поиски птиц, давался наказ: столько-то добытых соколов «серых», «кропленых», «подкрасных», а «красных», то есть белых, столько, «сколько бог даст уловлено будет». Но ведь приносили же... Должен был и я добиться своего. Отступать я не собирался.

По лесам и горам Камчатки

— Прибыли,— тряс меня за плечо моторист катера. «Уснул-таки»,— ругнул я себя, протирая глаза и усаживаясь поверх одеяла. Двигатель был заглушен, без его привычного грохота тишина казалась необычной. Стало слышно, как стучат сапоги по железной палубе. Значит, уже начали сгружать деревянные бочки, которые привезли рыбакам для заготовки корюшки. Я поспешил подняться наверх.