За белым кречетом

— К черту, к черту,— в один голос прокричали мы и, перебравшись через мелководную речку, зашагали к горам через болотистую равнину.

Временами на бугорках мы замечали евражек, которые были здесь весьма осторожные и нелюбопытные. Однажды вдали мелькнула подвыгоревшая шубка лисы, и стала понятна угрюмоватость евражек. Эта плутовка, видимо, им особенно разгуляться не давала.

Чем ближе мы подходили к горам, тем сильнее припекало. Приходилось только радоваться тому, что комарики еще не народились. Дорога тогда показалась бы во сто крат тяжелее.

Часа за три мы одолели равнину, выйдя в долину речки, огибающей двуглавую гору с правой стороны. К реке мы выходили по тропам, которые способны были проложить в чащобе кустарников только могучие корякские медведи. И сомнений в том не оставалось, так как следы их постоянно встречались, и притом довольно свежие. Проснувшиеся медведи за отсутствием рыбы лакомились пока молодыми побегами ивы и ольхи.

— Не лучший вид питания,— глубокомысленно констатировал Носков,— могут быть при неожиданной встрече и злы. Придется идти по речке.

Опять пришлось отворачивать до пояса сапоги. И хотя идти по стремительной речке было нелегко, преодолевая при каждом шаге сопротивление потока воды, но все же легче, чем продираться через кустарники, да и безопасней.

В дороге Юрий открылся мне: до моего приезда они с Иваном побывали все-таки у двух гнезд, где годом ранее он видел птенцов. В одном гнезде поселились мохноногие канюки. Другое оказалось пустым. Но когда Бевза полез его осматривать, явилась пара кречетов, белых, которые было и попытались атаковать человека, но вскоре успокоились и улетели.

Отчаиваться рано, считал Юрий, с шумом переставляя в бурлящей воде сапоги, стараясь не поскользнуться на валунах. Кречеты могли поменять гнезда и выводить птенцов где-то неподалеку. К тому же осталось неосмотренным третье гнездо. А на обратном пути они отыскали довольно подозрительную расщелину с натеками. Добраться до нее не удалось, очень уж отвесной оказалась скала. Но когда Бевза все-таки попытался заглянуть в расщелину, откуда ни возьмись, налетела на него кречетиха. Не белая, светло-коричневая с пестринами на груди и, что самое удивительное, с опутенками — ремешками на лапах. Видно, кречетихе этой пришлось послужить у какого-то сокольника, да сумела она «отлететь» и вернулась в родные края. И очень интересно было бы узнать, сумела ли она завести птенцов. Ради этого они и взяли веревку, чтобы попытаться с ее помощью хотя бы заглянуть в подозрительную расщелину.

Не переставая удивляться неожиданным разворотам событий в этой, все сильнее начинавшей захватывать меня истории, я тем не менее не терял надежды на успешный исход похода. Хотя наяву убедился в скудости животного мира в этих местах. Пока за многие километры пути по тундре и горам мы видели всего лишь четыре суслика и не встретили ни одной куропатки. Чем в самом деле было питаться соколам да выкармливать птенцов?

С реки хорошо просматривались заснеженные склоны гор, местами поросшие кустарником. Друзья не переставали осматривать их в бинокли. Особенно пристальному изучению подвергались каменистые выступы на вершинах, останцы на хребтах. Внимательно обследовали каждый светлый подозрительный камень. По светлым натекам у гнезд сокольники и определяют, к какому виду относится живущая в гнезде птица.

Не раз уже были замечены в скалах гнезда хищных птиц. Но порой хозяева сразу же торопились выставить себя напоказ — у скал появлялся лениво парящий ворон или канюк. Тут искать было нечего. Иногда над скалами начинал кружить белохвостый орлан. Но и орланы нас не интересовали. Наконец нашли гнездо, хозяева которого не подавали признаков жизни, и это сокольников заинтересовало. Вдвоем они отправились к гнезду.

Я остался на берегу реки, решив передохнуть. Пронаблюдав, как, взбираясь по рыхлому снегу, друзья все выше и выше удаляются к небесной синеве и прохладе, решил охладиться и я. Разделся и, забыв о предательски таившемся в пояснице радикулите, засевшем там со времен зимовок в высоких широтах Арктики, плюхнулся в речку.

Если бы медведь вздумал в ту минуту выйти на берег и увидел выражение моего лица, то, даже не услышав жуткого вскрика, бросился бы от меня бежать. Хотя и жарко пригревало солнышко, вода в речке оказалась преледяною. Стрелою вынесся я из реки и пустился бегать по берегу и приседать, едва успев согреться к возвращению сокольников.

Вести были неутешительными: в обнаруженном гнезде жили канюки. «Кандюки» — как называл их Носков. Он уверял, что именно так, скорее всего по ошибке, назвал канюков один уважаемый научно-популярный журнал.

И опять мы брели по середине горной речки, обходя валуны, иногда взбираясь на снежники, проходя по террасам, где цвели бледно-золотистые рододендроны. Так и хотелось остаться, не торопясь полюбоваться на них, но неуемный Носков вел и вел нас вперед. Опять приходилось спускаться и шагать по бурлящей воде.