За белым кречетом

В избушке жарко горела печурка. Стоял на столе горячий чайник. Вкусно пахла заварка, в которую для запаха опустили несколько цветков золотого корня. Из японского магнитофона звучала хорошо знакомая и позабытая мелодия. «На зака-ате ходит па-рень возле дома моего,— величаво и озорно выводил женский голос.— Поморга-ает мне глаза-ми и не скажет ничего. И кто его знает, чего он моргает, чего он моргает, чего он моргает...»

— Это песни,— вздохнул Дьячков,— настоящие. А то сын назаписывает, что в нашем ресторане поют, слушать тошно.

— А вот послушай,— обратился ко мне Рожин, второй егерь,— какую я птицу здесь встречал. Было это в позапрошлом году, мы с напарником у Нерпичьего озера стояли, рыбалкой занимались. Выдалась такая же скверная непогода. Да не такая, хуже! Дождь со снегом и ветер — просто сшибало с ног. Зачем уж, не помню, из избушки вышел, а глядь, под стеной птица лежит. Крупная и пестрая, смотрит на меня так затравленно, будто я и есть тот злодей, что пришел отнять у нее жизнь. Хищная птица, это я сразу понял, но таких я тут не встречал. Всю ее дождем измочило, ураган измотал, вот она и приткнулась к жилью. Я боялся, как бы не исклевала, но все-таки взял и занес ее в сени. Мой напарник, увидев ее, заартачился: «Зачем ты такого злыдня в дом принес? Убей ее, и все». Только я не согласился. Птица, пока шторм не унялся, жила у нас. Я покормил ее оленятиной. Потом она стала потихоньку ходить. Когда совсем оклемалась, я дверь открыл и ее выпустил. И знаешь, что удивительно, от дома она не улетела. Рядом жила. Мы на рыбалку с напарником идем, она летит за нами. Когда сети начинаем вытаскивать, сам знаешь, сразу чайки налетают, кружат, только за ними смотри, чтобы рыбу не утащили да не попортили какую. А эта птица, словно разобравшись, что они нам помеха, стала чаек всех разгонять. Как собака. Разгонит, усядется неподалеку, нас ждет. И летит за нами к дому. Потом пришла пора нам в поселок возвращаться, больше я не видел птицу, а что за птица, так и не знаю.

Рожин рассказал, что грудь у птицы была белая с поперечными полосами, лапы желтые, клюв изогнутый.

— А глаза, какого цвета глаза были?

— Желтые,— твердо отвечал тот.

Так мы установили принадлежность птицы к ястребиной породе. И здесь без ястреба-тетеревятника, постоянно сопутствовавшего мне при поиске белого кречета, не обошлось. Сразу все встало на свое место, и теперь я полностью удачей доволен, а заодно порадовался за птицу, о которой отнюдь не сокольник, не заинтересованное в его ловчих способностях лицо, сказал несколько хороших слов.

Первыми уезжали с Едомы кинооператоры. Андреев вместе с Сашей приехал за ними на двух моторках.

— И зачем я помог вам отыскать эту птицу,— пошутил Андреев, прощаясь.— Ну сняли, добились своего, всех, кого хотели, перевидали, на Север, поди, и ездить больше не будете?

Нет, Север для меня на белом кречете не кончался, я знал, что приеду сюда еще раз. Здесь интересного на всю жизнь хватит.

— Пойдем-ка, лебедей посчитаем,— предложил мне под вечер Дьячков.— А то все кречетов да сапсанов снимаешь. Сними лучше наших лебедей.

Лебеди жили на большом мелководном озере у северной оконечности Едомы. Это были так называемые малые лебеди. Они и в самом деле чуть поменьше лебедей-шипунов, что привыкли мы видеть в парках. Возможно, не столь экзотичны и красивы, но северную тундру они украшают и оживляют. В тихий день, даже сидя в избушке, мы постоянно слышали их похожие на удар гонга голоса и тяжелое шлепанье крыльев по воде. Птицы взлетали, стаями перелетали на озера по другую сторону Едомы, а к вечеру возвращались. Днем они предпочитали держаться в дальнем углу озера, а едва солнце опускалось к горизонту, белые птицы с черными клювами приплывали на илистый берег поближе к избушке. Здесь чистили перышки, охорашивались.

До озера было километра полтора. На ровной, как стол, тундре не спрячешься. Не скрываясь, мы двинулись к птицам кратчайшей дорогой.

Лебеди, по мере того как мы приближались, опускались на воду, неторопливо отплывали, а мы переходили лагуны и шли за ними в сапогах по воде, как пастухи. Низкое солнце просвечивало сквозь белесые облака. Откинув высокие шеи, белые лебеди чинно скользили по застывшей глади, внезапно ударяли крыльями по воде, длинно разгонялись, взлетали, кружились и вновь опускались.

— Сорок... Шестьдесят... Сто тридцать... Двести...— вслух подсчитывал и все никак не мог сосчитать егерь.— Да в другой стае столько же. Значит, что-то около четырехсот. Какая-то часть улетела. И немалая. Пусть пять сотен их. Нет, не пропали наши труды даром. Считай, все птицы, которых охраняли в прошлом году, обратно вернулись. Раньше такого не было. Видно, полюбили они наши места. Ну и пусть летят. Должно же быть у таких красавцев пристанище, где их не трогают, где не грохочут выстрелы ружей.