За буйки (сборник)

В каждом пожелании, как в табакерке, таится какой-то неучтенный чертик. Все как сговорились: я не могу отделаться от ощущения, что их громко озвученные пожелания в мой адрес – это тихие послания самим себе. Их чистые и искренние пожелания я рассматриваю как способ самоутвердиться, а мой день рождения – как лучший в мире повод насолить мне своими сладчайшими словами.

Но почему ваши проблемы решаются именно за мой счет, господа?

Далеко не к каждому новорожденному хочется обратиться, душевно пожелать добра, вот так сокровенно вложиться в пожелание и раскрыться в этом душевном жесте до исподнего. Когда вы последний раз поздравляли с днем рождения своих ближних? Не удивлюсь, если это ваше первое в текущем году поздравление.

Почему вы избрали мишенью меня?

Скажи мне, чего ты мне желаешь, и я скажу, почему ты пожелал мне именно это… Нет?

По этому поводу что-то было в моем вещем сне. Да, было. Как-то подозрительно вяжется сон с явью. Не к добру. Почему сразу не к добру?

Нет, первое слово дороже второго. Не к добру. Обманывать себя бесполезно.

Навстречу мне выходит медведь и подозрительно косится на брошенное лукошко. Неодобрительно крутит большой башкой. От полутонной глыбы – запах, панически пугающий густой запах зверя. Этот запах по древности своей сопоставим с запахом грибов, в нем столько же первородной информации для инстинктов. Только грибы пахнут жильем, защитой, даже уютом, а от медведя тянет жизнью и смертью одновременно. Запах грибов действует «по шерсти», а свежая медвежья вонь – «против шерсти».

– Ты заблудился? – спрашивает медведь.

Меня не столько удивляет, что он может говорить, этот персонаж, которого сознание мое иронически воспринимает на фоне баек про Машу и медведя, сколько возмущает его версия относительно моего «блуждания».

– Почему сразу заблудился в трех соснах? – возражаю я, и чувствую, что ирония моя никак не относится к запаху. Ядреный запах – это не смешно. Он изгоняет меня с чужой территории, на которую я заступил неумышленно.

Медведь вновь крутит головой, забавно, как в цирке, и тяжко дышит. Не сомневаюсь, что дыхание его гнилостно и смрадно.

– Ну, что ж, коли ты не отбился от людей, коли ты знаешь, куда путь держишь – иди, я тебе не указ. Перечить не стану. Только позволь пожелать тебе, странник…

Птицы вновь залились самозабвенно – я поднял голову вверх и…

Очнулся от очередного звонка.

– …желаю тебе удачи, которая, словно солнышко, выглянет и приятно удивит. Ты вдруг увидишь все в новом свете. Удачи. Все остальное у тебя есть, – мило закруглила Лариса Борисовна свой краткий подготовленный экспромт. Она строит мне глазки и ненавязчиво попадается на глаза по сто раз на день.

Они что, сговорились? Теперь я еще и неудачник?

Я подошел к окну. Надо мной зияла беззащитная бледно-голубая рана с рваными пушисто-белыми краями. Солнце, ломанувшись в брешь, пригревало жарко, чуть заметный ветерок приятно холодил лицо.

Что же пожелал мне медведь?

Мой день рождения, кажется, был вчистую испорчен глухим бурчанием этого бурого увальня. «Только позволь пожелать тебе…» Я ведь застыл, буквально окоченел после этих слов, от которых словно исходил запах дикого зверя – запах смертельной опасности. Предчувствуя лесную дремучую правду, я раздул ноздри и задрал голову вверх, якобы, выражая недовольство птичьим гомоном, таким громким, что он походил на лай; ведь он помешал мне расслышать главное…

Потом я опустил голову и уставился на еловые иголки. Что потом?

Правильно: медведя уже не было. Он исчез. Причем, исчез не вызывающе, не как заяц в котелке фокусника, а как-то незаметно и убедительно: именно так бесшумно должна была раствориться в метре от тебя полутонная махина. Чтобы затаиться. Он исчез, чтобы быть. В этом я ощутил лесную правду. Потом…

Потом я улыбнулся: весь этот спектакль во сне был затеян ради одной фразы, содержание которой я старательно прятал от самого себя.

Медведь – это что же, темная сторона меня самого?

Чушь какая-то несусветная.

Хорошо. Не станем отвлекаться. «Только позволь пожелать тебе…»

Позволь пожелать… позволь пожелать…

Всем существом я ждал телефонного звонка. Но меня плотным кольцом окружало назойливое безмолвие.

Тут я вспомнил о целом ряде совершенно неотложных дел. Как я вообще мог про них забыть! Мне позарез надо было:

забежать на работу,

одолжить денег другу,

пересечься с сыном,

позвонить отцу,

заскочить в магазин,

сделать уборку,

приготовить ужин.

Что еще?

А ведь что-то еще. Ради чего такая спешка?

Не дав себе времени на раздумья, я закрутился в водовороте дел.

2

К вечеру потеплело, тучи рассеялись. День выдался всепогодным, передо мной времена года предстали во всей красе почти одновременно. Погода оказалась неустойчивой, как сама жизнь.

Я последовательно выполнил все намеченные дела. Сбой произошел только в двух случаях: 1) отец сам позвонил мне и не забыл поздравить с днем рождения (что я расценил как сюрприз, практически удачу) и 2) сын мой, Димка, не встретился со мной.

В остальном я мог быть вполне доволен собой. Особенно мне удался пункт второй: я дал в долг денег гораздо больше, чем ожидал от самого себя.