За буйки (сборник)

– Дай-ка мне телефончик, пожалуйста, – попросил я Машу.

Она молча передала мне трубку.

Я молча набрал номер телефона.

– Господин Неприятных? Спешу сообщить тебе преприятное известие. Я не ерничаю. Говорю же тебе, приятное известие.

Маша корчилась на диване от смеха.

– Я уже обрел душевную гармонию. Не далее, как сегодня вечером. Почему «так быстро»? Пятьдесят один год, по-твоему, это не срок? Да плюс еще предки мои пожили ради меня сотни тысяч лет. И вот результат: счастливый человек звонит другу. Ты, Жан, просто шаман. В смысле, шайтан. Как ты угадал, что гармония – самое уязвимое мое место? Я очень тебе благодарен, Неприятных.

– Не называй меня по фамилии, – сказал Жан (так и вижу, как он поджимает свои вишневые губы бонвивана, поигрывая бровями). – Мне становится не по себе. Ты же знаешь, это моя ахиллесова пята.

– Желаю тебе сменить фамилию, – сказал я.

– Спасибо, – ответил Жан. – Не дождетесь. Моя фамилия – это единственное, что отпугивает от меня женщин. Кстати, за деньги еще раз спасибо. Кажется, ты спас мое реноме богатого холостяка. Моя душевная гармония и пошлый брак – несовместимы.

– Ты меня пугаешь. Ты отказываешься верить в любовь, Жан?

– Увы, – ответил Жан. – Я пожил на свете не меньше твоего. У меня тоже, если ты заметил, есть глаза, уши и голова. И я, в отличие от некоторых, делаю правильные выводы из того, что вижу и слышу.

– Тогда я желаю тебе любви. От души.

– Ты намекаешь на то, что у меня проблемы с любовью? Более подлого пожелания не получал в своей жизни.

Было похоже на то, что мы шутили. Пошутили и пожелали друг другу спокойной ночи и приятных сновидений.

– Особенно повару удались шпроты, – сказала Маша. У нее тоже с чувством юмора было все в порядке.

– Пустяки, – сказал я. – Главное, когда коптишь, не пересолить. А то весь улов придется скормить морским котикам.

Правда была в том, что ей больше всего на свете нравились шпроты.

И грибы. Я приготовил их собственноручно и намеревался предложить их завтра. Такой вот сюрприз.

– У Жана серьезно заболела мать, – сказал я. – Предстоит операция. Я одолжил ему денег.

Мы помолчали.

– Я пришла к тебе без подарка…

– Мне это понравилось больше всего: я так понял, что ты не собираешься мне навязываться.

– Тут ты угадал. Но это вовсе не означает, что я не собираюсь оставаться у тебя на ночь… Если мне предложат, конечно.

Мне снился летний лес. Живая тишина. Вдруг встревоженно загалдели птицы, и когда в шаге от меня бесшумно возникает медведь, я к этому готов. Я иду, почти не оглядываясь, бесстрашно подставляя спину, и он идет за мной. Идет и молчит. Оскал на его кувшинном рыле завершается ехидно-хищной линией – подобием ухмылки. Нос мокрый. Глаза черные. Для меня главное, чтобы он не догадался, что я иду к Маше. Дышит, дышит, потом что-то тихо гудит низким голосом, шипя и присвистывая…

– Ты сказал «это святое»?

Я резко обернулся: он уже исчез.

– Что святое? Семья? Маша? Миша? Что ты сказал? – кричу я соснам.

Шумит лес, заглушая дыхание зверя. Медведь знает, что я уверен: он где-то рядом.

Затаился.

Птицы продолжают галдеть: они явно на моей стороне.

Я открываю глаза. Утро в разгаре: вот почему так орут птицы.

Маша их не слышит. Она спит.

Интересно, что снится ей?

...

10 мая, 31 октября – 01 ноября 2010 г.

Эффект лотоса

1

– А этот волк хороший или плохой? – спросила Дашка, не отрываясь от экрана телевизора, где показывали мультик про добро и зло.

– Волк? Плохой, – неуверенно ответил Юлий, ее отец.

– А зайчик хороший? – продолжала переживать Дашка.

– Зайчик? Кто его знает. Скорее всего, хороший, – сказал Юлий, отзываясь более на свои мысли, нежели на слова дочери.

– Почему? – не унималась дочурка.

– Потому что он белый и пушистый, – сказал Юлий только для того, чтобы что-нибудь сказать.

Она облегченно вздохнула, нащупала плюшевого зайца (почему-то серого, в яблоках, словно лошадь), не отрывая взгляда от экрана, и прижала его к себе.

Юлий внимательно посмотрел на дочь.

– А ты хорошая? – спросил он без улыбки.

Дашка не задумываясь отрицательно покачала головой.

– Нет? – удивился Юлий.

– Нет.

– Почему?

– Я маму люблю.

– Так-так.

Он опустился перед дочерью на корточки, как зек. Скорее, инстинктом отца и неглупого мужчины, чем воспитателя, Юлий почуял, что этот ответ нельзя оставлять без внимания. За эту ниточку следует потянуть. Именно сейчас, когда она всецело захвачена волчье-заячьей интригой и разговаривает с ним словно во сне, под гипнозом; потом, когда она вернется в реальность и сосредоточится на своих детских переживаниях, она уйдет в себя, как ее мать, и разговорить ее будет гораздо сложнее, если вообще возможно.

– А мама хорошая? – спросил он вкрадчиво, чтобы не спугнуть первобытную искренность дочери.

– Не-а. Плохая.

– Почему, Дашун?

– Она же ушла из семьи и нас бросила. Ты сам так говорил. Папа, а заяц боится волка или притворяется?

– Притворяется, конечно.

Дашка перевела на него свои круглые глаза, чистота которых всегда переворачивала ему душу, и сказала, по-взрослому вкладываясь в каждое слово:

– Папа, он его боится.

– Заяц?

– Да, папа.

– Не исключено.