За буйки (сборник)

Заседание, как и ожидалось, было долгим, нудным, бессмысленным, ибо решались вопросы, которые так или иначе либо уже были решены самой жизнью, либо ставились раньше времени и вне реального контекста, и в этом случае долгий темпераментный разговор шел ни о чем. Набирали очки фавориты, определялись аутсайдеры. Несколько человек почти одновременно подняли вопрос о том, сколько нездорового, эстетически и духовно убогого, сколько всякой мути развелось на экранах (причем, Глебу не удалось выскочить первым; его опередил молодой безусый шустрик по имени Федор, отчества которого никто не знал, – кажется, дальний родственник то ли Прусака, то ли самого министра, Ипполита Федоровича Черновила, метящего чуть ли не на самый Олимп; словом, серьезно мыслящего).

– Одних тараканов показывают, – мрачно заметил Прусак, одобрительно шевеля пальцами.

Перед обедом Игорь с Глебом посмотрели друг другу в глаза (в их негласном соперничестве сегодня была боевая ничья, устраивавшая пока обоих: надо было объединять усилия против безусого) и выразительно пожали плечами: дескать, опять впустую потрачен драгоценный день. Золотая осень! А мы так бездарно транжирим короткую жизнь… Неудобно как-то перед природой.

После трудов праведных законы приличия обязывали обнаружить в выражении лица нечто человеческое, не чуждое и чиновникам. Маски менялись: лица оживали.

Готовились к главному в этот рабочий день: после обеда каждому из серьезных игроков необходимо было проанализировать итоги заседания и сделать правильные, далеко идущие выводы. И горе тому, кто вовремя не отреагирует на новые веяния.

«А что делать?» – задавал риторический вопрос Игорь Григорьевич, словно оправдываясь перед кем-то.

Он торопился домой, привычно глядя под ноги, и мысли прыгали в темпе его движения, выстраиваясь лесенкой, неуклонно ведущей в высь. «Не мы такие; жизнь такая. Не пойдешь на коллегию или не выступишь с глупой инициативой – обскачет на вираже не только Глеб Борисович, но и Григорий Петрович, мой собственный зам, человек не без харизмы, который давно уже метит в какие-нибудь начальники. На него, кажется, делает ставку добрейший Глеб Борисович. Ну, мы ушки-то Петровичу обрежем, чтобы не высовывался лишний раз. А сами поставим на Федю. Мы ведь сами с усами. Посмотрим, кто кого…»

Темнело рано. Обломок луны, словно желтый валун, одолженный смотрителем небесного сада у золотой осени, тяжело утопал в синих волнах высокого океана. Пронзительно острые и безнадежно одинокие звезды жаловались своим печальным светом на свою заброшенность и неприкаянность.

Люди, не замечая того, что было выше их, сновали по улицам и куда-то торопились.

...

2006

Оскал оптимизма

До глупости мудрая притча

1

Сначала мы, беспощадно и решительно настроенные, пленяем обаянием своих будущих жен, не оставляем им ни единого шанса, и они постепенно уступают нашему напору, сдаются, мы завоевываем нежных женщин, берем их в плен – а потом не знаем, что с ними делать.

Постепенно мы сами оказываемся в плену дьяволом выдуманной ситуации. Не успеешь глазом моргнуть, как уже битый небитого везет, пленный командует победителем.

А все оттого, что мы – заложники, пленники потребности покрасоваться, самоутвердиться за счет своих красноречивых и очевидных достоинств: с ума сойти, какие красавцы! Кто замечает наши достоинства (наш наступательный потенциал!) – тот и берет нас в плен. Здесь нет правых и виноватых; здесь присутствует логика вещей.

Руслан Богин никак не мог понять: если тебе наперед известна логика вещей, почему ты все же умудряешься поступить так, что потом жалеешь об этом? Неужели люди устроены до такой степени непонятно, что могут позволить себе жить вне законов, делать вид, что их не существует?

Кто-то счастлив, кто-то нет. Неужели счастье – это вопрос лотереи?

Ему хотелось стать счастливым – то есть научиться продлевать счастливое мгновение (если оно как факт в принципе возможно, то почему ему непременно следует исчезнуть, раствориться в дебрях мироздания?), поставить этот процесс под контроль – не из душевной потребности, а из эвристического, почти спортивного интереса. Его желание было почти бескорыстным: настолько познавательный момент преобладал над житейским.

В конце концов, сейчас модно жить долго и счастливо. Он бы со всеми поделился рецептом счастья. Живите…

Богин не был чудаком или дураком: он никому не говорил о своем странном желании. Однако в глубине души не верил всяким Соломонам, Сократам и прочим мудрецам, умевшим красиво разводить руками: дескать, с одной стороны, с другой стороны, с третьей, с десятой – а счастья, как ни крути, нет. Не получается. Не складывается. Есть только миг между прошлым и будущим…