За буйки (сборник)

– Поэтому вы разгромили мою статью и целый раздел моей диссертации? В профилактических целях? По-моему, вы не поняли, о чем там идет речь. Я настаиваю: моя концепция оригинальна: «Игра как объект философского отношения». В строгом соответствии с названием диссертации я пытаюсь определить суть феномена, который обозначен символом «игра». Игра – это правила, по которым псы и лисы выстраивают отношения, сами того не ведая.

– А по-моему, ты упорно не понимаешь главного: я всегда должен быть прав. Иначе ты не защитишь свою блестящую диссертацию – и не потому, что я стану тебе мешать, боже упаси; потому, что твоя концепция пока не к месту и не ко двору. Запомни: диссертация – это не способ открыть нечто новое; это способ скрыть то, что ты открыл. Да, да, именно так. Защитишься – и только потом можешь позволить себе некоторую дерзость: намекнуть на свои прозрения. Истина всегда губит тех, кто её находит, так или иначе – губит. Чтобы уцелеть, надо преподнести истину психологически тонко – в нужное время, в нужном месте, нужным людям, в нужной дозе. Ты же в социуме обитаешь, среди глупых людей. Надо манипулировать бессознательным, этим «разумом» масс. Без этого законы разума – ничто. Ради твоего же блага я и побил тебя. Ради блага жены я бью её. Бью детей ради их блага. Бью себя – чтобы остаться самим собой. Бью…

В этот момент дверь на кухню осторожно открылась, и из-за косяка, через паузу, показались две детские головки: мальчика, сверху, и девочки, снизу.

– Мы пришли сказать «спокойной ночи», папа.

Дети были очаровательны своей непосредственностью, как все здоровые, ухоженные, воспитанные дети; но в данном случае непосредственность сказывалась в том, что они, выдавая взрослого, выставляли страх, замерший в их светлых глазах.

– Рита, где ты там, забери детей, не прячься! Я сам сейчас приду к ним. Поправлю одеяло и пожелаю спокойной ночи. И впредь никогда не мешай мне, Рита. Никогда. Ты поняла?

– Да.

– Не слышу.

– Да, я поняла.

Маргарита Ярославовна стояла позади детей – руки по швам, как и у них.

– Иди, Рита.

Новые впечатления охватили душу Васька, однако опытный Язычник не оставлял ему времени на то, чтобы опомниться и перегруппировать силы, заключённые в клеточке космоса, которую философия окрестила «тело-душа-дух».

– Думаешь, чем ты меня задел, Вася? Да я был точно такой, как ты сейчас, а стал таким, каким стал. И это не случайно, это не мой путь, который должен стать твоим по моему педагогическому капризу. В моём духовном становлении отразился всеобщий закон. Значит, и в твоём отразится. Закон! Дао!

Николай Степанович оседлал своего любимого конька, обуздать которого дано не многим: универсалии, всеобщий закон.

– Добро должно быть с кулаками – слышал, конечно. Что это значит? Это значит, что гуманизм без дубины – всего лишь форма капитуляции. Реальная природа человека контролируется не иллюзиями. Иллюзии – это инструмент духовного разврата. Вырви иллюзии с корнем – иначе ты пропал, молодняк.

– И что же мне, по-вашему, делать, Николай Степанович? – спросил Васёк, пытаясь окончательно уяснить себе суть философии Язычника.

– О, боги! Что мне делать с моими радивыми учениками! Иди, помирись с женой. Ты знаешь, что тебе делать. Ты разумный, следовательно, сильный, мужчина. Возьми плётку, укроти жену, иначе ты напишешь не ту диссертацию. Улавливаешь связь? Ты не защитишь свою работу, и, в конечном счете, пострадает истина. Кто будет в этом виноват? Ты. Кстати… Ты Вагнера слушаешь? Нет? Напрасно. Вагнер – это мощь; а там, где мощь, – там истина.

Василия Робертовича вышла провожать в прихожую Маргарита Ярославовна. Чувства, которые ещё недавно переполняли душу и могли бы родить восхитительный комплимент этой женщине, куда-то улетучились – словно Маргарита была виновата в том, что её глыба-муж разонравился аспиранту. Врать Васёк не умел и не желал, поэтому поблагодарил сухо, сам себя не уважая за эту неуместную сдержанность. Маргарита Ярославовна отделалась также скупыми пожеланиями добра, будто реагируя на перемену в настроении гостя. Но Васёк был уверен, что глаза её потухли ещё до того, как она вышла в прихожую на правах гостеприимной хозяйки.

На улице надсадно стонали, нутром орали мартовские коты, стараясь перекричать и запугать друг друга.

Наступала весна – но что-то мешало в этот вечер воспринимать ее чисто поэтически.

Было трудно дышать, хотя свежесть была уже не зимней.

Василий Робертович давно заметил, что период обновления и прозрения – всегда холодное и тёмное время. Оно немного отдаёт хаосом.

Васёк наощупь набрал номер мобильного телефона своей жены и задержал дыхание.

– Машка? Я тебя люблю, солнце моё. Продолжать?

– Продолжай.

– Ты во всём была права: я круглый дурак. Зря я упирался с диссертацией.

– Нет, прав был ты. И ты должен упираться с диссертацией. Должен стоять до последнего. Я горжусь тобой. А собой – нет.