За черным окном – море тюльпанов

– Ни о чем не думай, Паша, – напутствовала она. – Отдохни как следует. Полечись. О нас не беспокойся, но хотя бы раз в неделю звони и пиши… Развейся, походи на экскурсии. Попей крымского вина. Походи на танцы: ты же любишь танцевать. Поухаживай за женщинами – ты же южный человек… – Последние слова моя Любаня произносила, немного покраснев. Глаза ее стали влажными.

– Ну, что ты, – сказал я. – Какие женщины! Я люблю тебя, и никто мне не нужен.

– Я тоже тебя сильно люблю. Но ты развейся немного.

Впервые за многие годы нашей совместной жизни мне предстоял отдых у моря без жены.

* * *

В Симферополь Павел прилетел утром и до Ялты решил добираться так, как было рекомендовано в путевке, – на троллейбусе, о чем пожалел потом не раз. Сел в первый попавшийся салон и покатился по самому длинному в нашей стране троллейбусному маршруту. Правда, езда по бесконечным серпантинам оказалась необыкновенно интересной, Павел увидел достопримечательности и экзотические красоты Крыма, но изрядно умотался. Он видел пеструю массу крымчан, которые садились и выходили на остановках, но, только подъезжая к Ялте, заметил, что он – единственный, кто едет из самого Симферополя.

За почти шесть часов езды его ягодицы полностью утратили чувствительность. Зад одеревенел до такой степени, что Павел враскорячку еле выполз из опостылевшего троллейбуса.

Веселый местный таксист домчал меня до санатория за десять минут. Санаторий назывался «Соколиное гнездо» и располагался, как и подобает таким «гнездам», на возвышенном месте Ялты, в нескольких ветхих одно- и двухэтажных корпусах. Еще через каких-нибудь два часа ожидания и благополучной регистрации в приемном покое, где мои «верительные грамоты» были приняты и мой статус то ли отдыхающего, то ли больного был, наконец, удостоверен сурового вида дамой в белом халате, я получил направление на жительство в палату номер четыре. Палата оказалась расположенной довольно далеко от натоптанных дорожек на окраине санатория и отличалась от остальных тем, что имела свой отдельный вход. Автономия палаты подкреплялась наличием своего санузла и ключа от входной двери. Последнее обстоятельство, как выяснилось, создавало определенные преимущества в монастырском укладе жизни «Гнезда», и мы широко использовали представившиеся свободы и свое право на самоопределение.

Обитатели палаты – трое мужчин возраста, близкого к моему, – оказались людьми интересными. Старший, 45-летний здоровяк спортивного вида с черной шевелюрой и располагающим к общению улыбчивым лицом, первым подошел ко мне и, протянув руку, произнес веселым начальственным тоном:

– Василий Иванович Лабуда, психбольной, прибыл на излечение из Омской области.

Как оказалось, командирские замашки были свойственны Лабуде: на родине он работал директором свиноводческого комплекса. Вторым скромно представился Петро, механик из Тюмени. Было ему лет 40, но из-за залысин начинающей седеть чернявой головы и глубоких морщин на лице он казался старше. Третьим был Герман, или «просто Гера», как он скромно представился. Сильно конопатый с льняными кудрями и кроткими голубыми глазами, он был мой ровесник и коллега – педагог откуда-то с Урала.

Через час мы уже знали друг о друге практически всё. Все были женатыми. У всех, кроме Германа, было по двое-трое детей. Герман почему-то был бездетным. И все нуждались не столько в лечении своих заболеваний (на самом деле – нервно-психических), сколько в хорошем отдыхе.

Вечером сходил на почтамт и, дозвонившись домой, доложил Любе о своем прибытии на курорт. Бодрый ответный голос жены успокаивал и свидетельствовал о благополучии моего тыла.