За черным окном – море тюльпанов

Вечером на теплоходе они плыли дальше: до Евпатории, потом – к Одессе. И любили друг друга… Им никто не был нужен, даже в ресторан выбирались нехотя. Они полностью находили удовлетворение друг в друге. И были так счастливы, как могут быть счастливы молодые, сильные, здоровые люди, понимающие друг друга с полуслова, полувзгляда, легкого прикосновения, любящие и точно знающие, что лучше того, что происходит с ними здесь и сейчас, ничего на свете быть не может.

Несколько дней спустя, по приезде к родителям в Бельцы, когда она сказала, что «у нас, кажется, будет ребеночек», он в избытке нежданной радости сграбастал ее на руки и сделал несколько кругов вокруг старого ореха:

– Как же я люблю тебя, моя маленькая.

О чем может мечтать молодой мужчина? О любимой и любящей жене, прекрасней которой нет никого на свете. О детях, которых она родит ему. Еще, конечно, – о надежных друзьях, об интересной работе, о достатке в семье. Но главное – о жене, верной дружине.

Ему, Павлу, сказочно повезло: все это у него было.

Все!

* * *

И вот…

С момента, когда человек ступал ногой на ялтинскую набережную, его жизнь четко делилась на две части: до и после. Все, что было до этого, все его счастливое или несчастное прошлое со всеми радостями и печалями покидало его, уходило куда-то в сторону и на неопределенное время не то чтобы забывалось, нет, просто оно ложилось куда-то на полочку, за шторку. Все, что начиналось после, манило своей многообещающей новизной и представлялось острым, как восточные пряности, терпким, как старое вино, и загадочным, как сказки Шехерезады.

Постепенно размеренный уклад жизни санатория, мягкая прохлада приморской осени, неторопливые прогулки по набережной, беззаботные разговоры – все было целебно, все было полезно – все действовало умиротворяюще. Обитатели санатория менялись на глазах: вчерашние сутулые, желчные, с потухшими взорами пришельцы из разных мест Союза понемногу отходили от повседневной семейной и служебной суеты, дрязг, стрессов, выговоров с занесением и без.

Люди веселели, распрямлялись, рассказывали анекдоты армянского радио и рвались на танцы. Но самая забавная особенность курортного воздействия поголовно на всех отдыхающих – вытеснение за пределы сознания всех повседневных мыслей и забот, за исключением одной – мысли о лицах противоположного пола. Что бы ни делали, о чем бы ни говорили, все сводилось к одной теме – близости мужчины и женщины. От этой темы невозможно было уклониться. Непривычно смелые взгляды встречных женщин, которые приятно заводили, застольные беседы в столовой с пространными комментариями о том, кто за кем ухаживает, рискованные шуточки и разговоры с подтекстом «про это» – все подталкивало ко греху: давай, смелее вперед! тебе уже подают знаки внимания! и, может быть, где-то здесь, в толпе та, с которой тебе будет хорошо! она, твоя радость, где-то рядом! у нее веселые глаза и, наверное, сладкое тело! она тоже ждет! она тоже хочет тебя! ну, давай! Казалось, вся атмосфера курорта была пропитана флюидами флирта и предвкушением легких приключений. Эта атмосфера не могла не подействовать на нас, неофитов.

Уже на третий-четвертый день проживания в санатории мои соседи по палате обзавелись дамами. Первым пленником соблазнов стал скромный Петро, поддавшись чарам довольно смазливой бабульки, намного старше его по возрасту. Теперь и после завтрака, и во время принятия процедур, и после обеда и ужина она неизменно сопровождала Петра, крепко держа его под руку. Он смущенно улыбался, но не вырывался.

Следующим был Гера. Как-то после обеда, когда мы обычно отдыхали, он неожиданно привел в нашу палату незнакомку. Она была невелика ростом, едва доставала Гере до подбородка, с плоским круглым лицом, веселыми ямочками и малюсеньким носом, настолько вздернутым, что анфас видны были только дырочки ноздрей. «Зина, – представил ее Гера. – Моя землячка из города Новая Ляля».