За черным окном – море тюльпанов

Оказалось, и здесь – «шерше ля фам». Скромный парень Иосиф, которого товарищи звали Сосо, богатырь ростом под два метра и красавец с большими сливового цвета мечтательными глазами, влюбился в повариху Раиску, дородную, серенькую, совсем не видную из себя, но смешливую и компанейскую бабёшку. Иосиф некоторое время оказывал Раиске знаки внимания, даже читал ей стихи собственного сочинения. Дама принимала ухаживания, похохатывала, но до тела своего не допускала. Иосиф томился, мучился, страдал. В конце концов, Раиске самой надоело изображать невинность, она притворилась смирной, покорной и отдалась ухажеру всем своим многоопытным телом и хитренькой душой. И вот тут-то и произошел конфуз.

Иосиф стал целовать мягкие податливые губы возлюбленной. От них почему-то пахло жареным луком. Иосиф с детства не переносил этот запах и, наверно, поэтому при поцелуе ничего, кроме раздражения, не чувствовал. Он снял с нее кофточку – Раиска не сопротивлялась, потом юбку – она молчала. Затем все остальное – она уже сама помогала ему. Иосиф воспрянул было духом. Возлюбленная стояла перед ним совсем без ничего, и парень почувствовал сильное половое влечение. Он приблизился к Раиске, намереваясь обнять, но вдруг снова наткнулся на исходящей от ее тела раздражающий запах. Его желание стало угасать. Иосиф начал раздеваться сам, и когда этот процесс был закончен, потрогал руками ее груди. Они были мягкие и не торчали, а висели и тоже… пахли… Ухажер потрогал ее живот и… чуть пониже. Однако и это его не возбудило. И тогда вдруг он понял, что не хочет эту женщину, пахнущую жареным луком. Не хочет – и всё! Взревев как дикий буйвол, парень схватил одежду и убежал.

Дома, в общаге, Иосиф рухнул на свою узкую и коротковатую для его могучего тела железную кровать и долго лежал, уткнувшись лицом в подушку. Приятели, почуяв неладное, стали допытываться, что произошло. Парень молчал. Земляки окружили его, толкали, тормошили.

Наконец он с трудом приподнялся и чуть слышно сказал:

– Всо! Канэ-эц!

– Что? Пачччему-у канэ-эц? Скажи, Сосо!

Сосо молчал. Но все же по каплям, по крупицам картину событий удалось восстановить. Получалось что-то нехорошее. Получался – позор! И нечто невероятное!

Невозможно было поверить, что грузинский парень не смог вставить русской бабе. Судили земляки, рядили и пришли к выводу, что тут что-то не так: Сосо – красавец, силач, передовик. И даже поэт. Он все может!

Решили: виновата, конечно, женщина.

Иосифа стали утешать:

– Нэ пэриживай, Сосо! Раиска – бл…дь, а тибе нужэн хароший дэвачка!

– Нэ-э-эт! – кричал Иосиф. – Вай мэ! Пазо-о-ор! Канэ-эц!

– Успакойся, кацо! Вибрось гулупость из галавы!

– Нэ-э-эт!..

Потом вроде все утихло. Легли спать. А после полуночи Иосиф тихо достал кинжал и отрезал свой член. Видимо, боль была адской, потому что крик, который разбудил все общежитие, был нечеловеческий.

Вызвали скорую помощь. Иосифа без сознания положили на носилки и увезли. Больше мы его не видели.

Происшествие с грузинским парнем всех потрясло. Но у Мишки было свое – особое мнение:

– Я бы не упустил своего. Хоть от Раиски и воняет луком и прокисшими позавчерашними щами, у нее есть то, что мне надо… Я бы и пятидесятилетнюю старушку оприходовал… Хочу бабу, и все!

Вскорости такая возможность ему подвернулась.

Коридоры и туалеты в общежитии убирала невзрачная женщина. Звали ее Люся, было ей за сорок, но ввиду худобы и маленького роста она казалась девочкой. Одетая в серый казенный халатик (такие халаты называли «тифозными»), с белой косынкой на пепельных волосах, всегда с грязным ведром и половой тряпкой, с неизменной почему-то виноватой улыбкой и болезненно воспаленными красными глазами на бледном личике, – Люся производила жалкое впечатление. Грузины проходили мимо, делая вид, что не замечают ее. Но находились среди нашего брата и такие ухари, которые пытались с уборщицей заигрывать. Зная слабость бедной женщины – Люся любила дешевое пролетарское вино, называемое «бормотухой», – ее подпаивали и добивались того, чего хотели. Она никому не отказывала, благо жила в маленькой каморке на первом этаже.

Мишка долго мучился, но однажды купил в продмаге поллитровку «Солнцедара» и пошел к Люсе. Через час вернулся домой, молча разделся и, ложась в постель, небрежно сказал:

– Дело сделано! – натянул одеяло до подбородка и захрапел.

На следующий вечер повторилось то же.

Потом были такие же вечера, и мой приятель казался довольным.

Я же усиленно занимался науками, подготовкой к сессии. А по утрам ходил в больницу, где под руководством медсестры Оли продолжалось мое лечение. Оля меняла повязки на заживающих на груди ранах, делала уколы. Большим шприцем медленно вводила в вену прозрачный раствор и спрашивала:

– Как себя чувствуешь?

– Горячо. Поднимается температура.

– Так и должно быть – это хлористый кальций. Потерпи!

Медсестра вводила еще какие-то препараты. Поясняла: это – общеукрепляющие. Все делала вроде не торопясь, но аккуратно и точно. У нее были тонкие белые руки с сильными ловкими пальцами.