За черным окном – море тюльпанов

Я, наконец, понял, кто такой этот Мурад. Он был типичным «лицом кавказской национальности»: чечен или ингуш, черт их там разберет. Правда, понимал я и то, что дело может кончиться плохо. Повторялась история, похожая на ту, что была со мною полтора месяца назад в Желдоре. Но я ничего не мог с собой поделать, ничего не мог изменить. Это было выше моих сил, из области рефлексов, включающихся в действие помимо сознания: если кого-то – в данном случае, девушку, которая доверилась мне, – пытались унизить или обидеть, рефлекс включался автоматически и я уже не мог не вмешаться, даже если точно знал, что это небезопасно.

Что ж, я был готов на все. И, вложив всю волю, какая во мне была, все силы, я взревел со всей свирепостью, на которую был еще способен:

– Валлли отсссюда, фррраер! Пошшшел вввон, сссука!! Ннне то я щас порррву тя, пппадла!!!

В нашей бригаде добрая половина работяг была из бывших зэков, и, общаясь с ними, я – деваться некуда – тоже наблатыкался и как свой тянул по фене.

Неожиданно злой чечен послушался. Удивленно глядя на мою необычную физиономию, изукрашенную пластырями и зеленкой, он, возможно, вообразил, что я не простой блатной, а из элиты – «в законе». Кавказец тут же скрылся, и до конца вечера его не было видно.

Но он не исчез, и дело тем не кончилось.

Мы продолжали танцевать, однако радости не было. К тому же в один из моментов танцы были остановлены из-за драки. Какой-то пьяный парень, громко изрыгая трехэтажные маты, размахивал финкой и норовил ударить своих обидчиков. Дружинники быстро свалили пьяного с ног, скрутили и поволокли к выходу. После такого зрелища надо было уходить, не раздумывая, но мы почему-то не спешили. Хотя дальше все уже было не интересно.

Наконец музыка смолкла, и мы втроем двинулись к выходу.

На гравийной дорожке, недалеко от выхода из парка, стояла небольшая толпа парней. Среди них был и мой новый знакомый – Мурад. Когда мы поравнялись с ними, Мурад и еще двое подошли ко мне. Остальные – их было человек пять – взялись за девушек, подталкивая их в спины.

– Уберите руки! Не трогайте нас! – возбужденно кричала Эля. Но девушек все же оттеснили за ворота парка.

Мурад с дружками стоял передо мной.

– Ну, что, пагаварим? – угрожающе спросил он.

Я молчал.

– Ти блатной, да?

Я молчал.

Неожиданно Мурад схватил меня обеими руками за воротник рубахи.

– Ти в законе, да?

Я по-прежнему молчал.

Мой неприятель крепче вцепился в мой воротник. Обычно так делают для того, чтобы, резко дернув противника на себя, ударить его головой в нос. Прием очень болезненный и называется – «на калган».

– Скажи, ти – в законе?

Выхода у меня не было. Отступив чуть назад, я коротко, без замаха, хлестнул противника снизу. Апперкотом, как учил меня в юности суровый тренер Кирсанов. Попал точно в подбородок, и пока Мурад медленно валился на руки приятелям, я рванул. Бросился бежать.

Но ноги были не те. Через несколько секунд меня догнали, стукнули сзади чем-то тяжелым по голове, и я упал на одно колено. Тут уж меня начали молотить так, что, казалось, мозги повылетают. Тампоны и пластыри были сбиты, кровь заливала глаза. Я прикрыл голову руками, и на мне стали рвать одежду и бить по корпусу. Вернулись и те, кто придерживал девушек, и тоже стали дружно пинать меня ногами. Я был пока в сознании и молил Бога, чтоб не ударили ножом. Но бандитами правило взаимности – как ты нам, так и мы тебе, – по-видимому, все же соблюдалось. Били-пинали меня с минуту-две, но когда кто-то крикнул: «Атас!», мои недруги тут же бросили меня и мгновенно растворились в темноте парка. Что-то их спугнуло.

Я поднялся на ноги и, шатаясь, медленно побрел по дорожке. Штаны были изваляны в пыли, а нарядная батистовая сорочка порвана в клочья. Голова гудела. Из ранок и ссадин сочилась кровь. Разукрасили меня основательно.

Подошли Оля и Эля.

– Мы все видели, – сказала Эля. – Но сделать ничего не могли: этих бандитов боится даже милиция.

Девушки снова подхватили меня под руки и повели. Маршрут был знакомый.

У Олиной квартиры Эля попрощалась, и Оля ключом открыла дверь.

– Заходи, – сказала она. – Мамы нет, она на ночном дежурстве. Подрабатывает сторожем в магазине.

Девушка снова усадила меня на стул, принесла знакомый никелированный контейнер с перевязочными материалами и принялась привычно обрабатывать повреждения.

– Похоже, твоя мать была права, когда говорила, что ваша квартира превращается в больницу, – заметил я.

– Придется с этим смириться, раз у меня такая профессия.

Оля работала молча, как всегда быстро и профессионально.

– Паша, – вдруг заговорила она, – почему ты сказал кавказцу, что я твоя женщина?

– А шут его знает, – быстро ответил я. – Просто ляпнул, да и все.

На самом деле мне показалось, что ее вопрос – с намеком на что-то. На что?

Возможно, она рассчитывала услышать другой ответ. Но я что сказал, то сказал. И подумал, что девушка продолжит начатую тему. Однако она молчала.

Обработав голову и грудь, вдруг сказала:

– Снимай штаны.