За чертой

– Натаху! – сжав в кулак чёрные, потрескавшиеся от работы пальцы, Герой, как конским копытом бьёт по столу так, что, подпрыгнув, жалобно задребезжал пузатый графинчик, и из эмалированной чашки дружно прянули и поскакали в разные стороны помидоры, а перевёрнутая до этого стопка стала донышком вниз. – Натаху! Она наследника мне родит, я ему хату отпишу.

– Тю на тебя, Герой! У тебя ж Светка наследник – ей отписуй.

– Светка замуж ушла, фамилию потеряла, какой с ей наследник. Мне фамилию сохранить нужно.

– Что ж ты свою Наташку-то отпустил, она б тебе и накашляла наследников.

– Наташка бракованная, – неожиданно заявляет Герой. – От ей одни девки родятся. Она уже после меня, от другого, двоих родила – все девки.

– Ах, вон оно что! Тогда всё верно, – соглашается с ним Васятка. – Тогда дело за Натахой. Вместе с домом Хакомаду отдашь? – уточнила она.

– Для Натахи ничего не пожалею. И дом, и Хакомаду – всё отпишу.

– Соглашайся, Натаха! – войдя в игру, весело подмигиваю я.

– За тобой слово! – смотрит на Натаху Герой.

– Дядь Сань, – наконец вступает в разговор и Натаха. – Ты ж меня знаешь, мне замуж давно невтерпёж, готова хоть кажен день… Но обманывать тебя не хочу. Ты вот добрый, дядь Сань, и Хакомаду, и хату отписать готов. А кому она достанется хата твоя, когда я третий день как беременна?

– Как, беременна?!. – привставая, воскликнул, не ожидавший такого поворота, Герой.

– Кабы загодя знать, что хата, Хакомада… А так… Не удержалась…

– От кого?! – грозно, как на жену, посмотрел Герой на Натаху и зачем-то размял свои пальцы.

Натаха, не дожидаясь общего тоста, налила себе стопку, выпила, замотала головой так, что кудри свалились на глаза.

– Саня вон наседает и наседает, – неожиданно кивает она на меня. – А я ж не железная… Он вот и вчера тут был… Спроси у него.

– Был-был, – подтверждает Васятка. – Еле выпроводила!

Такого оборота даже я, способный на всякие шутки-каверзы, не ожидал и оттого, поперхнувшись огурцом, кашлял до слёз.

Герой поднялся со своего места, с минуту грозно смотрел на меня, потом на Натаху и вновь на меня. Не прощаясь, он твёрдо протопал к выходу и, прежде чем уйти, ещё раз окинул меня долгим суровым взглядом.

Прокашлявшись и утерев слёзы, только теперь замечаю, как трясётся в хохоте Натаха, весело мотает головой тётка Васятка.

– Ну и дура ж ты, Натаха!.. Я ж вас вчера предупредил, чтоб запирались, а вы… Ржёте теперь, как лошади… – в сердцах говорю я, и тоже, не прощаясь, иду вслед за Героем.

После этого случая дядя так на меня осерчал, что не здоровался со мной целый день. И даже утром следующего дня, когда я пришёл к нему по какому-то делу, хоть и здоровался, но уже не так приветливо, как прежде.

После неудачного сватовства жизнь Героя стала утрачивать свой прежний сокровенный смысл. Потерявшая его фамилию дочь Светлана звала его к себе, в станицу Луганскую, и он всё чаще склонялся к мысли: «Пора прибиваться к берегу».

Жирика он продал, Звиган, сорвавшись с цепи, прибился к собачьей свадьбе. Домой пришёл через неделю, погрызенный другими собаками, отказался от еды, слёг и вскоре подох. Держала Героя одна Хакомада.

– Определил бы ты, дядя, куда-либо свою коровёнку, – советую я. – Молока от неё всё равно какой уж год не видишь.

– Какое ж с неё молоко, когда у ей одна дойка осталась.

– Куда ж остальные делись?

– Сглазили… – просто объясняет Герой.

– Сдал бы ты её на мясо, и все дела…

Сдвинув брови, Герой смотрит на меня долгим тяжёлым взглядом.

– Живодёрам не отдам, – твёрдо говорит он. – Это память по матушке. Как жанился – дарила.

– А матушке Матрёне Ивановне, на её свадьбу небось Параскева дарила… – вспоминаю свою прабабку.

– Не отдам живодёрам! Скоко хошь смейся…

После минуты раздумий Герой вдруг оживает:

– Слухай, племяха, забирай Хакомаду за литру, – предлагает он.

– Да ну, зачем она мне, – машу я рукой.

– Ну, даром бери, коль литра для дяди жалко.

– И даром не надо.

– А давай, я тебе литру поставлю – и забирай!

– Да не нужна мне твоя Хакомада! – начинаю я злиться.

Герой обиженно вздыхает и молча уходит к себе.

Звоню знакомым мясникам, объясняю ситуацию.

– Да видели мы её, – отвечают. – Там ведь и мяса нет – одни мослы.

– Это понятно, – соглашаюсь я. – Дядя вам за копейки её отдаст. Только есть одно препятствие – он у меня маленько чудноватый, на убой не продаст. Говорите, что берёте на племя…

* * *

Осенью четырнадцатого года приехал ко мне по ранению мой старый товарищ Андрей, которого весной я переводил через линию в ополчение. Усевшись на затянутой виноградом веранде, мы пили водку, вспоминали Новосветловку, Луганск и Станицу. Вдруг я услышал по двору знакомые шаги.

– Это дядя, – уверенно сообщил я своему товарищу.

И верно. Покряхтывая, на веранду взошёл Герой. Из карманов бушлата одну за другой достал две бутылки.

– Так, закуси тут хватит… – осмотрев стол и двигая к себе стул, произнёс он.

– Сегодня праздник какой?

– Отчаливаю завтра. Попрощаться пришёл.

– Хакомаду в дом престарелых определил?

– В хорошие руки отдал… – произнёс он довольно и, не дожидаясь, пока предложат, по-хозяйски налил полстакана.

– К Светке?