У памятника Шевченко под лозунгом: «Украина по-над усе» собрался проплаченный проукраинский митинг – около двух сотен «майданщиков», которых охраняли многочисленные оцепления милиции. На него долго никто не обращал внимания, пока там не начали скандировать:
– Луганск – це Украина! Луганск – це Украина». Русские, геть з нашои земли! Слава Украине!..
Подобные кричалки не остались незамеченными. Я вижу, как в направлении «майданного» митинга, разгребая руками толпу, идёт атаман Ерохин; белая его папаха плавно плывёт в заданном направлении. Трибуну здесь заменяет высокий постамент памятника Шевченко. Добравшись до него, Ерохин просит слова, но его никто не замечает. Не дождавшись приглашения, он сам взбирается на «трибуну».
– От казаков Станично-Луганского юрта хочу сказать слово! – призывая к вниманию, кричит он.
– Геть, кремлёвский агент!.. – верещит в толпе какая-то баба.
Два крепких парня, наряженных «под хохлов» в вышиванки, с двух сторон вцепились в гимнастёрку Ерохина и, разодрав её надвое, сумели столкнуть атамана вниз. Кто-то ловко зафутболил упавшую под ноги папаху.
– Казаки-и!.. – падая, успел прокричать Ерохин.
Этого было достаточно. Разборки назревали давно. В один миг толпы народа, словно ожидавшие этот призыв, смели милицейские оцепления, погнали украинских «луганчан» через сквер, развеяли по дворам. Над памятником Шевченко взвился российский триколор.
– Луганск, вставай! Луганск, вставай! – скандировал народ и всё ближе подступал к областной администрации. Всюду российские: георгиевские, андреевские… флаги. Кто-то развернул огромный плакат: «За референдум». Перед входом в администрацию в два ряда стояло милицейское оцепление. Не выдержав людского напора, милиция, не скрывая улыбок, начала уходить.
– Милиция с народом! Милиция с народом! – восторженно скандируют вокруг.
Затрещали входные двери. Но не тут-то было! Внутри, сомкнув щиты, плотно перекрывает все лестничные проходы многочисленный отряд милиции особого назначения.
– Пацаны, уходите! Уходите!.. – кричат им с улицы.
– Вас в Киеве уже кинули, чего вы стоите?!.
Никакого ответа, лишь плотнее смыкаются щиты.
– Товарищи! – на высокой ноте звенит женское сопрано. – Мы не беспредельщики – всё должно быть в рамках закона!..
– Ну да – и власть поменять и законопослушными остаться… – гудят в толпе.
– Хочет и замуж выйти и девственницей остаться…
Кругломордый полковник с отвисшими бульдожьими щеками, в высокой фуражке с трезубом, прячась за рядами ОМОНа, поднёс к губам «матюгальник»:
– Если сию минуту не покинете помещение, прикажу стрелять!
Это лишь подхлестнуло толпу. Людская лава нахлынула на оцепление. Я не знал, где находится Носач, потерял из вида Жеку. Он должен был быть где-то здесь, рядом, но в толпе его не найти.
– Стрелять в народ? Хрен ты отсюда живым уйдёшь!.. – послышался знакомый голос.
В первых рядах началась потасовка с ОМОНом. Вдруг кто-то взлетел над толпой и по плечам ринулся в самую гущу ОМОНа.
– Кудин, не бей пацанов, они не виноваты!.. – угадал я крик Носача, но не было уже сил обернуться на его голос.
– Пацанов не трону… Полкана замочу…
Высокая фуражка с трезубом летит под ноги толпе. Без неё ещё минуту назад бравый полковник становится плешивым потешным толстячком. Один за другим поплыли над людскими головами отнятые щиты. Омоновцы без боя покидают лестничные проёмы, понуро идут на выход.
– Где «полкан»?! Дайте мне его!.. – орёт Кудин.
Но полковник ловко растворился в толпе, и теперь его не найти.
– Молодцы, молодцы! Милиция с народом! – ликует толпа, провожая обезоруженный ОМОН.
Народ растекается по этажам, а мне вдруг обручем стягивает грудь; жадно хватая ртом воздух, вдоль стены пробираюсь к выходу. Свежий весенний ветер наполняет лёгкие, кружит голову. С крыши администрации, под ликующие возгласы людей, падает мне под ноги украинский флаг. Едва не оступившись, поднимаю к синему мартовскому небу лицо – на крыше областной администрации уже взвивается флаг России, из многочисленных окон неизвестные, но вдруг ставшими в одночасье родными мне люди машут российскими триколорами.
– Рос-си-я! Рос-си-я! Рос-си-я! – восторженно скандирует многотысячная толпа.
«Началось!..» – радостно думаю я.
Ноги мои подкосились, и, чтоб не упасть, я сажусь на затоптанные холодные ступени. С обеих сторон меня обегают люди. Кто-то склонился надо мной.
– Вам плохо?
– Нет, теперь уже хорошо… – пытаюсь улыбнуться в ответ.
На невероятно низкой высоте, едва не цепляясь за крыши домов, включив форсаж, над площадью с диким рёвом проходят два украинских истребителя. Всех обдаёт горячим ветром, исходящим от реактивных моторов. От запредельного гула едва не вылетают ушные перепонки. Кто-то в панике шарахается к стене, другие, обхватив руками голову, приседают на месте.
– Что, испугались?! – разглаживая усы, смеётся бравый десантник. – Там такие ж ребята, как и мы – в народ стрелять не будут!