За чертой

С каждым днём всё ближе и ближе канонада на том берегу Деркула. Всё звонче и звонче после каждого залпа дребезжат стёкла в моём доме. По ночам, шатаясь из двора во двор, хрипло покашливая, бродят отзвуки далёких разрывов.

– По Макаровскому блокпосту лупят, – сообщал Жека.

– Что ж там с него осталось?

– Да блокпосту ничего, а все хаты вокруг него побили. Станично-Луганскую больницу накрыли… Может, спецом – население выкуривают…

Утром позвонил Носач. Начал издалека:

– Слышал, как укры на рассвете утюжили самолётами Макаровский блокпост?

– И слышал, и видел, как заходили…

– Восемь трёхсотых… – сообщил он. – Ты с Василём давно связывался?..

– Он там?..

– Там… Сейчас в станичной больнице. Оперируют… Ты не переживай, я узнавал – нетяжёлый… С Жекой свяжись, нужно вывезти – к вечеру укры будут в Станице. Я сейчас людей через Донец переправляю. Помог бы, но у меня транспорта нет…

Звоню Василию – недоступен. Связался с Жекой.

– Да я уже знаю, мне Носач звонил… – говорит тот. – Мы сейчас с Бэтменом на Должанском, как только вернёмся – сразу лечу к тебе…

Через пару часов Василий сам позвонил мне:

– Па, тут Носач подогнал транспорт, всех развозят с больницы… Меня уже зашили, всё нормально. Скоро буду. Встречай на таможне. Там в крайней хате моя машина, заодно перегоним…

Подходя к посту, замечаю: Блажеёнка на таможне нет. «Значит, можно обойтись и без крови», – думаю я. Несколько украинских пограничников, опершись на автоматы, угрюмо сидят на ступеньках вагончика. Они ещё не знают, чья берёт, поэтому, не проявляя инициативы, тупо смотрят в землю. Один попытался подняться навстречу, но я легонько коснулся его плеча.

– Вольно, – говорю охрипшим чужим голосом. – И давайте без баловства… Чтоб не пришлось никого убивать…

Мне никто не ответил.

Незнакомые ребята подвезли Василя. Его заметно покачивало. Лицо было бледновато-белым, но губы кривились в улыбке. У крайней к таможне хаты беженцами было брошено до полусотни машин. С трудом отыскали свою девятку.

– Там у шлагбаума лежит бетонный блок, не проехать, – говорю Василю. – Потому люди и бросают машины…

– Может, через нашу землю, вброд?

– Воды много…

– Лучше утопим, чем украм оставим…

Объезжаю таможенный вагончик: вправо – дорога на брод, влево – дорогу на мост отгораживает натянутая на сосновые столбики колючка и сетка-рабица. Не задумываясь, иду на таран. Легко ломаются подгнившие столбики; несколько пролётов падает и машина, перескочив через них, выкатывается на освободившуюся дорогу уже за шлагбаумом и бетонными заграждениями. Волоча за собой сетку, проволоку, сломанный столбик, вылетаем к мосту. Мне кажется, что сейчас в спину нам грянут выстрелы. В ожидании этих выстрелов склоняюсь к рулю и что силы давлю на газ. С рёвом машина проскакивает мост, взлетает на бугор. Жду выстрелов, но никто не стреляет.

«Это уже Россия, кто ж сюда будет стрелять», – думаю я, но не оглядываюсь.

– Па, ты б вторую включил… – морщась от боли, смеётся Василий.

От того, что ранения Василя были нетяжёлыми, что не знакомые мне люди привезли его из больницы к границе и что на самой границе так счастливо всё закончилось: благополучно вырвались на свою сторону и при этом никто не стрелял нам в спину, на сердце стало хорошо и радостно, и, переполненный нахлынувшими чувствами, я неожиданно для себя самого рассмеялся. И Василий, преодолевая боль, тоже смеялся без видимых на то причин, и на лице его, сменяя друг друга, плясали чудные гримасы.

У Поклонного креста остановились. Вышли на дорогу, осмотрели машину. Задний бампер вырван. Вместе с оборванной сеткой, колючей проволокой и сломанным столбиком лежит за мостом, на украинской стороне.

Мне вдруг становится жаль потери.

– Сходить, что ли… – раздумываю я.

– Не надо, – коротко машет рукой Василий. – Невелика потеря. Это им мзда за разорённую горожу. Не стрельнули, ну и ладно…

Кособочась и всё ещё морщась, Василий с трудом влезает в машину.

– Обезболивающие уколы вышли… – оправдываясь, кряхтит он.

– Сейчас заскочим домой, переоденешь свой заляпанный кровью камуфляж, и отвезу тебя в больницу, – говорю я.

– В какую больницу?! – вскидывает голову Василий и тут же вновь морщится от боли. – Из меня уже металлолом выпотрошили и зашили. Что там, в больнице делать – домой!

Василий достал из кармана носовой платок, развернул его. В платке тускло блестели два небольших осколка.

– Во, вернули на память о вечной дружбе наших народов… – не без гордости сказал он.

– Всё равно нужно в больницу, там тебе хоть антибиотики вколют, – уговариваю я.

– В Станице тётка Людка Бармалеиха мне уже вколола под лопатку… Болючий!.. Больней, чем само ранение…

– В больнице никого не осталось?

– Почти никого… Носач всех вывез.

– Что значит «почти»?

– Остался один Кудин.

– Кудин?! – вскрикиваю я. – Как оставили?..

– Его оперируют сейчас.

– Тяжёлый?

– Конкретно… Проникающие в грудь, живот… Легче сказать, куда не ранен… Его когда привезли, вообще думали, двухсотый…

– Укры уже в Станице?